Литерный эшелон

Там же стояло и две трехдюймовки, взятые на передки.

За хатой Данилин нашел старшего офицера: им оказался молодой и растерянный хорунжий. Его непосредственного командира — сотника с четверть часа назад убило шрапнелью.

Андрей залег за колодцем, осмотрелся в бинокль.

Недалеко разорвался еще один снаряд, осыпал полковника землей.

— Эк как ладно кладет, — заметил лежащий рядом казак. — А вот я чего, положим, думаю: на колоколенке сидит телефонист и в трубку батарей-то командует. И я вот говорю: а дайте по колокольне-то прямой наводкой долбанем? Как думаете, ваше высокоблагородие, Господь сильно осерчает, ежели мы у евойного дома флигелек-то снесем?.. С одной стороны грешно по храму-то Божьему шмалять из пушечки. Да и попа зашибить можем. А с другой: а им-то, раззе не грешно вот так-то делать?.. А вдруг кого снарядом-то зашибет?..

Андрей огляделся: выходило, что старый казак прав.

— Стрелять по колокольне. Это приказ.

Муки, терзавшие казака, сняло как рукой. Орудия сняли с передков, одно под прикрытием рощи подкатили к реке.

Саданули раз, другой, взяли в вилку колокольню, и уже с третьего выстрела она рассыпалась в груду кирпичей.

Из-за реки продолжали стрелять, но уже как-то неуверенно и неточно.

— Прости грехи наши тяжкие, — сказал, перекрестившись казак, и тут же повернулся к Данилину. — А вы, никак неверующий, господин полковник?..

Андрей задумался: а в самом деле — какой он?.. Был он крещеный, с Аленой сочетался церковным браком. Да чего там: и в церковь ходил, крестился на купола…

Но твердой веры не было: она крепла в храме или в его непосредственной близости, но, к примеру, во время экспедиции на Чукотку о Боге как-то забылось.

После опять была война, на которой требовалось хоть в кого-то верить, молиться кому-то, дабы пронесло.

— Вы знаете историю изгнания наших райских предков из сада господнего?.. — спросил Андрей.

— Вестимо.

— А чем их змий искушал, тоже знаете?..

— Тем, что они, аки Бог будут различать Добро и Зло…

— Именно. Только думаю сие для нас осталось недоступно. Вот тот корректировщик, упокой Господь его душу, тоже наверняка думал, что дело делает правильное, хорошее. Вот и столкнулись его добро с нашим добром… А тут еще и храм под раздачу попал. Наверное так… — Андрей повысил голос так, чтоб его точно слышал молодой хорунжий. — Только была бы моя воля, я бы добавил еще одиннадцатую заповедь.

— Это какую?

— Не бездействуй!

Атака, впрочем, захлебнулась…

На том берегу появился наскоро починенный «Спартак», ударил из своих шестидюймовок. Били прицельно, подожгли мост. «Волхву» пришлось отойти.

— «Братишки» стреляют. Морячки-то, — сообщил кто-то сведущий. — Смелые, черти. Знают, что чужие тут, что пощады им не будет, ежели пымаем.

— Что делать будем, господин полковник?..

— Отходим… Сегодня все равно ничего не поделать.

Сводка об удачном, хотя и захлебнувшемся наступлении по скорому телеграфному проводу было доставлено в Таганрог, легла на стол начальника штаба ВСЮР — генерального штаба генерала-лейтенанта Романовского.

Всем известно, что победные сводки читать куда приятней, поэтому с полученным сообщением генерал ознакомился незамедлительно. Среди прочего, упоминался героический бой «Волхва» с красным бронепоездом. В приказе по фронту был отмечен его командир.

— Данилин, Данилин… Что-то знакомое…

— Так точно, — доложил офицер по особым поручениям. — Был такой летчик. Ас. Но он был лишь капитаном. Точно помню.

— Нет… Где-то еще я его фамилию встречал… Но вот где… Погодите, я вспомню…

Но нет, сразу вспомнить не удалось. Связного офицера пришлось отпустить.

Снова «ЛондонЪ»

После анархисткой атаки в восьмом году на «ЛондонЪ» его дела пошли под горку. Прежний владелец спекся живьем в сейфе, что безусловно обрадовало страховую компанию — ведь прямых родственников у него не было, завещание не составлено. Стало быть, страховое вознаграждение платить было некому.

Покупатели на здание находились, но не приживались. Чего бы в ней не затевалось, коммерция лопалась. В ресторан никто не заходил, магазин колониальных товаров разорялся. В гостинице если и останавливался какой-то постоялец, то лишь за тем, чтоб удавиться или застрелиться. В тринадцатом году здание повторно горело, но не так чтоб слишком — пожарная команда прибыла быстро и залила огонь, так что здание почти не пострадало. Но товар, а именно отрезы тканей частями попортился, частями пропитался дымом и водой, стал негоден. Очередной владелец разорился и пустил себе пулю в лоб. Место определенно стало проклятым.

Говорили, что в здании до сих пор пахло паленым да и будто посетителям являлись призраки — плотность умерших в этом здании была небывалой.

Но революция и грянувшая за ней гражданская война оживила скудную жизнь в городке, отмена сухого закона подняла до небес акции питейных заведений.