Литерный эшелон

Словно нарочно разделились по симпатиям: Добрармия стала в Селютино, а в Рассудино — красные. Места здесь были таковыми, что атаковать можно было лишь по неширокой полосе насыпи — между трактом и железной дорогой. Обойти ли с флага, зайти в тыл — не имелось никакой возможности, лишь атака в лоб.

Изначально силы были более чем равны: по батальону пехоты, которые тут же по прибытию принялись активно окапываться. У белых было преимущество в пулеметах, зато у красных имелось две трехдюймовки.

Позже прибыло подкрепление: в Селютино — сотня казаков, на главный путь в Рассудине стал бронепоезд. Впрочем, путь подрывать добровольцы не спешили. Всегда успеется, а там, глядишь, и самим пригодиться.

Впрочем, атака любой стороны грозила превратиться в кровавую баню.

— Большими силами тут не ударишь, потому как их тут их и не разместишь. А малые — не прорвутся… — сообщил Слащев, разглядывая карту. — Хотя если казаков спешить, может вот тут леском по болотцу и пройти… Жаль, что сейчас не зима. Вот если бы все замерзло к чертовой матушке, я бы им задал трепку… У вас случайно, замораживателя не имеется?

— Вы же сами знаете, что у нас есть, — отвечал Беглецкий. — У кого мундиры самые красивые?.. — спросил Высоковский.

Красота мундиров была делом сугубо вкуса. Высоковскому понравились пестрые мундиры «дроздовцев», Андрею — строгие «марковцев». Но выбрали все же корниловцев: черная с красным форма, флаг тех же цветов но с черепом определенно производили впечатление даже на своих.

Но оказалось: мундиров не хватает. Поэтому одетых в исправную форму поставили в первый ряд, во второй поместили тех, кому хватило кителя и фуражки. Для третьего — что-то черное на плечи, кусочек красной материи на околыш фуражки.

После — выехали на учения в чистое поле. Там походили колонной по восемь, сперва строевым шагом, после — с винтовками наперевес. Затем — развернулись в каре.

Видно со скуки Слащев привез полковой оркестр, велел ему ходить рядом, играя бравурные марши.

— Да вы знаете, смысл наверняка имеет, — улыбался Яков. — У меня был уже случай: красные прорвали фронт, ко мне рвутся. А у меня всего из войск — оркестр полевой, да рота юнкеров. Ну, думаю, помирать — так с музыкой… Оркестру велел играть, юнкеров построил, знамена развернул и вперед! И вы знаете, помогло, дрогнули они… Великое дело, когда в атаку идут улыбаясь!

В один из пьянящих весенних вечеров, когда хочется любить, но никак не воевать, в Селютино прибыл бронепоезд, который за собой тянул обыкновенный мягкий вагон. Поверх свежезакрашенного названия значилось новое: «Генералъ Марковъ»

Мягкий оттянули на запасный путь, а бронепоезд стал на головной.

Из мягкого вышел генерал, полковник — командир бронепоезда и штатский. Встречающему казачьему сотнику генерал как бы между прочим сообщил:

— Завтра в десять будьте готовы к атаке. Как раз солнце будет за нашими спинами.

— Силенок у нас маловато… — пожаловался сотник.

— Ерунда. Хватит.

На холме поставили палатку, куда с бронепоезда перетащили бензиновый генератор, блок конденсаторов и еще какой-то непонятный, тяжелый ящик. От стола открывался вид на дефиле и далекое Рассудино, щедро освещенное заходящим солнцем. До деревушки с нехорошей славой было верст пять, так что домики и людей можно было рассмотреть лишь в бинокль. Когда солнце зашло, стало видно лишь огни солдатских костров.

Всю ночь генератор работал, нагнетая в конденсаторы электричество. Гул мешал солдатам спать, они чутко прислушивались, гадали — к чему бы это.

Командир бронепоезда допоздна пил чай с генералом. Иногда к ним заходил из палатки штатский, раз заглянул и сотник.

— И все же опасаюсь я… — пожаловался он.

— Чего же?.. — спросил Слащев.

— Да вдруг кто к большевикам переметнется, предупредит, сорвет атаку, и, будет, значит в почете, пойдет вверх…

— Не сорвет, — успокоил Яков. — Слава перебежчика коротка, два раза в одну сторону еще никому не удавалось перебежать. А атака пренепремнно удастся, и бегуна мы поймаем. Он и правда пойдет вверх, а именно на ближайший телеграфный столб. Так и передайте своим. И про столб телеграфный тоже не забудьте.

Сотник ушел, пожимая плечами.

Утром, ровно в десять, белый бронепоезд дал протяжный гудок. Его слышало все Селютино, да в Рассудино его услышали хорошо — ветер как раз дул в их сторону. Красноармейцы, не ожидавшие от противника ничего этакого, взглянули в сторону окопов противника — и обомлели.

На них не цепью, а колоннами шли белогвардейские войска. Ветер развивал знамена, солнце блистало на обнаженных саблях. Рядом с колоннами шел оркестр, наигрывая бравурные марши. Пройдя половину расстояния между станциями, колонны развернулись в каре. Они шли один за другим, чуть не в затылок, плечо к плечу. На перешейке стало тесно от войск. Их было тысяч семь — не меньше.

Черные мундиры, флаги с костями, и абсолютное спокойствие, презрение к смерти. Они даже шли в ногу, словно на плацу.

— Рехнулись! Беляки — рехнулись. Психи! Идут в психическую атаку! К оружию!

Действительно — бросились в окопы, залегли у пулеметов, зарядили орудия.

— Не стрелять! Ближе подпустить!