Литерный эшелон

— Молниеносные удары, головокружительная скорость передвижений, — говорил Слащев. — Вы знаете, у них даже пехота посажена на телеги, сто верст перехода в день для них — не расстояние. Потом это дьявольское изобретение: тачанки. Это кареты с пулеметом. На них спереди пишут: «Хер уйдешь», а сзади — «хер догонишь!» И ведь правду пишут! Меня, признаться, этот Махно заинтересовал, я пленных стал допрашивать: кто таков? Оказывается, без образования анархист, треть жизни в тюрьме провел, довольно молод, вроде нас с вами… Какого кадра мы упустили! Яркая, харизматическая личность! Такой бы верно дослужился бы уже до генерал-лейтенанта!

— А если вы его поймаете, то повесите?..

— Отдам под суд всенепременно. Если присудят повешенье — подпишу. Я к нему парламентера послал, он его вздернул. Говорит, мол, присылайте еще… Шутник. А парламентер — личность неприкосновенная… Но прежде чем вешать, мы бы поговорили.

По Махновии «Волхв» намотал несколько тысяч верст, но целей не находил: лишь сопровождал составы, дабы на них не нападали и не грабили. Однако махновцы железной дороги не держались, безнадзорные поезда действительно грабили, но с «Волхвом» в артиллерийскую перебранку вступили лишь раз — ударили с закрытой позиции, смазали, и бронепоезд быстро вышел из соприкосновения. Зато нервы трепали они часто и основательно, устраивая с помощью бронепоезда заторы.

Делали это так: из шпал вытаскивали костыли, после рельсы чуть уширяли. Легкая, предохранительная платформа обычно проходила, Но когда по ним ехал более тяжелый, блиндированный вагон, рельсы все больше раздвигались, и вагон садилась на землю.

Бронепоезд, тем самым оказывался обездвиженным, железнодорожная магистраль — заблокирована. Повстанцам этого будто вполне хватало.

Вечерами Андрей садился к передатчику, перестукивался с Астлеем: тот говорил, что «Уриил» на зиму уйдет из Азовского моря в Черное, станет на рейд Новороссийска. Капитан опасается того, что моря замерзнет и эсминец потеряет подвижность. Не то чтоб английское командование не верит в конечный успех Добровольческой армии, но маневр, подвижность — превыше всего.

Порой Андрей отбивал безответные телеграммы в Аккум. И какие бы тревожные вести не приходили с фронта, неизменно сообщал в город, что все хорошо.

А новости были нехорошие: красная пружина, сначала пошедшая легко, сжимаясь, набирала силу и сейчас стала жесткой, даже стала оттеснять белые войска назад.

В ящике стола ждала пачка писем, написанных, но не отправленных — все не было оказии, возможности, уверенности, что постпакет не перехватят, что он уйдет из этой непонятной страны.

И вот в конце ноября, Данилин узнал, что Слащев отправляется в Одессу буквально на один день на своем поезде. На перроне Андрей перехватил генерала. С ним был безусый юноша — юнкер.

— Мой денщик, юнкер Николай Нечволодов, — почему-то представил его Слащев.

И чему-то улыбнулся.

Андрей спросил: не будет ли генерал любезен передать во французскую миссию постпакет.

Яков Александрович кивнул: конечно будет. Впрочем, а не поехать ли полковнику с ними вместе. Ведь так и надежней, да и веселей. А война — право-слово, подождет.

Андрей, чуть подумав, кивнул — в Одессе он никогда не был, хотя и слышал о ней изрядно.

Зашел к своим, отдал распоряжения на время отсутствия.

— А генерал все со своей любимой?.. — спросил кто-то из присутствующих в штабном вагоне.

— Да нет, там с ним только юнкер какой-то.

— Вот и я о чем… О юнкере-то…

— Не может быть! Неужто генерал — мужеложец?..

— Да вы что, не знали? — унтер захохотал. — Простите, господин полковник, но рассмешили! Этот юнкер — переодетая барышня. Навроде девицы-гусара Дуровой, слыхали ведь небось?

Собрались и тронулись — личный поезд Слащева ждал только Андрея.

Вагон Слащева напоминал чем-то дворец какого-то шахиншаха: стулья из разных стран и даже эпох, множество ковров, на которых валялись седла, оружие, раскрытые книги, карты. Меж этим бродил целый зверинец — с полдюжины птиц разных пород… Еще две-три, порхали в клетках, подвешенных к потолку.

Когда поезд тронулся, от движения весь этот пернатый зверинец пришел в волнение и движение.

— Сегодня вечером идемте в ресторан. Я приглашаю, — сообщил Слащев. — Я собрался устроить себе маленький праздник души. Мне тут подумалось, что водка при свечах — романтично, но все-таки не очень.

— Что-то не по сезону вам романтики захотелось.

— К слову, знаете, отчего весна — самое романтичное время в году?..

— Признаться, нет… А вы?..

— Знаю. Зимой — холодно, летом — жарко, осенью — печально. Вот весна и осталась… Но вот у нас такое положение, что до весны просто можем не дожить…

В Одессу прикатили под самые сумерки. У французской миссии расстались, договорившись встретиться в ресторане. Генералу надобно было зайти в какой-то штаб, кому-то нанести визит.