Литерный эшелон

— Зря ото вы казали, чтоб усех забирали. Ежели бы только нас — так може за вами бы и прислали аэроплан. А за всеми — хлопот много.

Откуда они знают?.. Ах да, телеграммы он выбросил в ведро.

Сумерки сгущались.

Андрей вышел на порог. И тут раздался гул моторов.

— Летят! Летят! — воскликнул Андрей. — Вот, а вы не верили!

Набирая высоту, над станцией пролетел самолет. Был он огромен: в него бы поместился не только экипаж «Волхва» и «вспомогоча», но и, верно, часть вооружений. На крыльях ясно был виден британский трехцветный круг.

Андрей махал рукам, стрелял из пистолета. Выбежавшие из здания казаки устроили еще больший шум. Но все было тщетно. Над примеченным Андреем полем аэроплан развернулся на юго-восток, и через несколько минут превратился в едва заметную точку.

— Ишь ты! — зевнул путеец. — С Сартаны пошел…

— С Сартаны? — удивленно воскликнул Андрей.

Полковник поднял голову. На здании станции совершенно ясно было видно надпись: «Сартаны». Но путеец не сдавался.

— Ага. С Сартаны…

— А это что? Что, я вас спрашиваю?..

— Да не кипятитесь, ваш-бродие… Энто у нас «Сартаны», а туда далее, верст за пять-семь есть еще «Сартана». Чтоб не путать нас еще именуют «Мариуполь-Сортировочным». Так и на картах пишуть: «Мариуполь-Сортир.» а махонькими буковками — Сартаны.

Андрей застонал: ну конечно же, откуда британцам знать о таких тонкостях. Они увидели на карте «Сартана», отправились к нему, а то, что мелкими буквами написано — не читали. Да кто же читает эти мелкие буквы, тем более на чужом языке? Всего одна буква, а такой эффект.

Англичане летели за сотни верст, с риском для жизни и техники сажали тяжелый аэроплан на неизвестное поле. Случись с ними что — и помощи ждать неоткуда, они чужаки в чужой стране. Может, они спрашивали про отряд, который должен подойти, про железную дорогу. Но их, верно, не понимали. А если и понимали, то потешались, принимали за безумцев…

Была слабая надежда, что аэроплан появятся на следующий день. Ночь провели полусонную, ожидая подвоха от каждого шороха. С рассветом подорвали «Волхва» и вспомогательный поезд. Машинисты сказали, что они, пожалуй, останутся и попросили паровозы не взрывать. Андрей подумал и согласился, ответно попросив об услуге.

Сели на лошадей, тронулись в направлении, указанном одноногом путейцем… Через полчаса были в Сартане. У местных мальчишек легко узнали про аэроплан, про поле, где он сел. Нашли костер, возле которого грелись пилоты, упаковку от ракет. Эх, если бы ракеты были бы, к примеру, красные… А ты попробуй белую ракету разглядеть за семь верст.

Самолет ждали до двух после полудни. Его, конечно же, не было.

— А може он сегодня нас там дожидается? — спроси урядник, и указал за спину, туда, откуда они только прибыли.

— Нет, я на станции попросил дать гудок, если что… Да и мы бы увидели, если бы он подлетал…

Может в Новороссийске непогода, штормовой фронт и взлететь нет никакой возможности, может быть, аэроплан появится завтра, — шептала робким голосом надежда. Но Андрей не верил ей, обманщице. Ведь неспроста греки поместили ее в ящик Пандоры, среди напастей, причем напастей наиковарнейших. Данилин чувствовал, что все иначе: самолета более не будет. Он и его отряд записан если не в разряд погибших, то в число пропавших без вести.

Оставалось надеяться только на себя.

— Собираемся, — распорядился он. — Уходим. Прорываемся к Ростову… Там должны быть наши.

Уверенности в этом не имелось.

По пути свернули к Таганрогу — он тоже оказался занят большевиками.

У Ростова-на-Дону творилось вовсе нечто невообразимое: сюда стягивали войска обе стороны. Целыми днями напролет гудела артиллерия. Большевики пытались его взять с тем же остервенением, с коим пару лет назад добровольцы штурмовали Царицын.

Этот город был дверью на Кубань, на Северный Кавказ, и если вышибить ее, то для одной стороны дело будет сделанным, а для другой — конченным.

  …Отряд проехал вдоль путей, на которых действительно стояли брошенные и разбитые бронепоезда. Походили они грозных Левиафанов отторгнутых морем и погибших на берегу.

Казалось реальны и почти возможным в военной неразберихе смешаться с наступающими частями, перейти линию фронта, выйти к своим. Но неизменно отряд Данилина налетал на разъезды, которые требовали документы, на крупные красноармейские части. Одних — выбивали, от других — отходили. Но однажды чуть не налетели на красный бронедивизион, уйти от которого шансов было бы мало. Но пронесло — укрылись в буераке.

Андрей надеялся на свою удачливость, но она, верно, ушла на покой. И последней крохой ее милости была та невстреча с бронеавтомобилями.

Казаки злились, кляли свою судьбу. Злился и Андрей, но делал это молча. Как же это так выходит: на своей земле, которую он защищал, во благо которой он служил — он чужой, прячется как преступник.