Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Сражение, которое готовила вся страна, бездарно проиграно. Милюков обвинял Александру Федоровну в тайных связях с немцами, в том, что она за спиной народа готовит договор о сепаратном мире с ними. Но договор с немцами заключила не императорская Россия, не либералы, получившие на блюдечке ключи от власти, а большевики, которые выхватили это блюдечко из рук либералов. Причем мир был заключен на самых позорных условиях для страны. Так кто же выиграл от уступок, которые делал Государь, как ему казалось, во имя блага народа?

– Ты знаешь, Ники, – оторвала его от размышлений Александра Федоровна, – еще в Тобольске я написала через Гиббса письмо Джорджи. Я рассказала ему о положении, в котором мы очутились. Я думаю, он вмешается. Слово английского короля стоит очень много. С ним не посмеют не посчитаться большевики.

Ее до сих пор не покидала надежда на спасение. Удивляться не приходилось. Человек даже в самой безнадежной ситуации надеется на лучшее до последнего момента. Ведь бывало немало случаев, когда провидение спасало тех, кому уже надели петлю на шею. Правда, это никогда не относилось к монархам. Потому что всякая новая власть старается положить в свое основание черепа предшественников.

– Что за письмо и почему ты не говорила мне о нем раньше? – спросил Николай.

– Я не хотела доставлять тебе лишние хлопоты, – сказала Александра Федоровна. – Я ведь знаю, что ты не желаешь вмешательства в нашу судьбу ни английской короны, ни тем более кайзера. От Вили я тоже не хочу никакой помощи. Он развязал безумную войну, принесшую народам столько горя. И он сам поплатится за нее. Вот увидишь.

– Но что ты написала Джорджи? – Николай увидел, что при одном воспоминании о письме лицо Аликс немного просветлело.

– Я его помню почти дословно, – сказала Александра Федоровна. – Я адресовала его мисс Джексон, моей учительнице английского языка. Она связана с королевской семьей, и ей не доставило бы труда передать его по назначению.

– Ах, Аликс, – сказал Николай, грустно улыбнувшись. – Мы не нужны сейчас английской короне. Британия получила от России все, что ей было нужно. Русский фронт истощил Германию, и она вот-вот рухнет. И теперь главная задача Англии – не допустить Россию в число стран-победительниц. Европа боится нас. Самым лучшим выходом для нее было бы вместе с разрушением Германии разрушить и Россию. Европе не нужен сильный конкурент.

– Но почему, Ники? – спросила Александра Федоровна. – Ведь мы союзники. Между Россией, Англией и Францией подписан договор о совместной борьбе. Они не могут оставить нас в беде одних и обречь на гибель.

– Не только не могут, но оставят, если им это будет выгодно. Помнишь, что говорил Макиавелли? В политике не может быть постоянных друзей и постоянных привязанностей. В политике могут быть только постоянные интересы.

– Так может говорить только очень циничный человек. – Александра Федоровна отвернулась и посмотрела в окно, за которым в густеющих сумерках все еще виднелись маковки церквей.

– Вся политика цинична, – ответил Николай и замолчал.

Он только сейчас понял, как точно это слово. Именно цинизма не хватило ему самому, когда в Петрограде появились первые признаки надвигающейся смуты. Нужно было беспощадно покарать зачинщиков. Страна вела изнурительную войну с внешним врагом, и любые проявления внутренних беспорядков, даже призывы к ним ослабляли сопротивление. Но он боялся вызвать негодование либералов. И вместо того, чтобы расправиться с потерявшими голову либеральными политиками, в очередной раз уступил им. Во что он вверг страну своей нерешительностью?

Николай вдруг вспомнил озлобленное лицо Шаи Голощекина и ему стало не по себе. Никогда еще он не видел людей, взгляд которых пылал бы таким фанатизмом. «Авдеев помягче, – подумал Николай. – Хотя кто его знает, какой он на самом деле. Характер человека проявляют обстоятельства. Авдеева ни в каких обстоятельствах наблюдать еще не приходилось. За все приходится платить. И за лишнюю уступчивость, и за непомерную жестокость. И никто не знает, где заканчиваются пределы одного и начинается другое».

В комнату вошла Мария с полотенцем на голове, похожем на тюрбан.

– Я уже приняла ванну, – сказала она, подойдя к зеркалу и приглаживая пальцами воротник голубого шелкового халата. – Нюта готовит ее сейчас для тебя. Ты пойдешь?

– Конечно, – ответил Николай и, повернувшись в Александре Федоровне, добавил: – Успокойся, Аликс. Нельзя жить все время только этим.

Она молча опустила глаза. Николаю показалось, что Александра Федоровна не услышала его. Он повернулся и направился в ванную.