Конечно, это развеет розовые иллюзии относительно гениев массового пера, которые дни и ночи напролёт строчат без остановки, насыщая рынок своими произведениями. Но кому от этого станет хуже — неужели читателю? Не верю. Часть читателей сразу брезгливо отсеется, перейдя на действительно авторскую неподдельную прозу, и честного литнегра только порадует этот отсев. А оставшимся станет лучше, потому что они избегнут частой ситуации:
«Первые книги этого автора читала с упоением. А последняя мне попалась — ну чушь полная! С трудом добрела до середины и выбросила. Будто и не он писал…»
Граждане! Покупайте книги только проверенных литнегров, и вы не останетесь разочарованы!
Разумеется, если профессия литературного негра выйдет из тени, заработки уменьшатся: любимое налоговое ведомство бдит. Но, с другой стороны, появится возможность социальной защиты. Создастся почва для объединения, возникновения профсоюзов, которые станут следить за выполнением условий труда. Составлять списки непорядочных работодателей. Помогать с поисками работы, в конце-то концов! А то приходится лично мне после публикации моих мемуаров в Интернете отвечать на письма с просьбами: «Помогите стать литнегром!» Я на самом-то деле не слишком активная. Просто не слишком стеснительная. Ну, не стесняюсь я признать, что занимаюсь такой чёрной работой! Это — работа. Только и всего.
Как говаривала моя прабабушка: «Работать никогда не грех». Это воровать грех.
Глава 33
«Он сам это пишет»
Ты ещё не забыл, читатель, как мне хотелось прибавить к собственному серьёзному содержанию отвязную лихость заказных романов? Ну вот, вечно у меня мечты сбываются как-то косо: изначально содержание было не моё. Но изначально, собственно, содержания почти не было, были две странички (гораздо меньше, чем у Двудомского, способного дотошно расписаться на десять-двенадцать), убогие и аляповатые. А вот то, что забрезжило из диалога главного героя с женой, уже тянуло на полноценный роман; зрело там уже семечко, из которого полез ствол, разветвляющийся на ветви, и мне фактически пришлось написать собственный синопсис. Как всегда, я просто знала, что так правильно…
Однажды, когда я призналась старым знакомым в своём литнегритянстве, мне был задан очень странный вопрос:
— А что, ты не можешь написать роман со своим сюжетом?
— Чего ради? — фыркнула я тогда. — Дарить кому-то собственный сюжет?
Но именно это сейчас и происходило. Я искренне, от всего сердца и всего мозга, дарила Андрею Току, с которым так и не познакомилась, свой — да, фактически свой — сюжет. Я машинально отмечала, что стоило бы притормозить, не быть такой безоглядно щедрой; схалтурить, не прописывать так подробно с научной точки зрения способ добычи информации, которым чудаковатый маленький старичок вознаградил главного героя, якобы абсолютно бесплатно… Тщетно: меня уже волокло. Сцена в таинственном доме, куда герой приходит по объявлению в интернете, родилась сама собой: я видела все закоулки этого дома, освещённые коричневатыми лампочками, придававшими крашеным бежевой краской стенам сепийный тон, видела широкую лестницу, где чугунные опоры сделаны в форме турецких огурцов, и понимала, что если начну что-то менять, хотя бы форму опор, то не напишу вообще ничего, роман будет похоронен, и придётся возвращать Алле задаток, а то и платить неустойку. Единственный способ совладать с тем, что пишется, — дать ему писаться как оно хочет. С турецкими огурцами так с турецкими огурцами. А то ведь может и расхотеть. Это оно запросто.
А впрочем, не страдала я всерьёз по этому поводу. За окном белый снег ложился на острые башенки крыши Центросоюза, мглистый день позднего ноября — самое время для работы, когда не потянет на улицу вязнуть в снегу, когда можно просто лежать перед экраном компьютера, освобождать голову от того, что в ней накопилось. Как только почувствую, что голова пуста — встану, похожу, накоплю содержимое, снова прилягу к компьютеру…
Различается ли работа над собственным и заказным романом? В тот момент я не видела разницы.
Работа над романом «Режиссёр» началась в ноябре, сразу после праздников. А перед Новым годом Алла передала мне первую часть гонорара. Мы встретились возле торгового центра. Елки, детство, мишура… Я подарила Алле елочные игрушки, чем растрогала ее и невольно вызвала на разговорчивость.
— Ты знаешь, Фотина, Андрей считает, что этот роман — особый. Уже жалеет, что за него взялся. Представляешь, у него погибла жена! В автокатастрофе… Как Надя в книге. Трудно поверить, да? Чистая мистика.
— Ой, какое горе, — машинально сказала я, не в силах проникнуться трагедией незнакомого мне человека, за которого Алла искренне переживала — у нее даже слезы пробились в уголки глаз. — Правда, очень жаль. Передай ему мои соболезнования.
— Он настоящий мистический писатель! Видишь: то, что он пишет, влияет на его жизнь.
— Погоди-погоди… Но ведь он вроде верит в воздаяние за грехи и все такое? Почему он решил, что это связано с романом, а не воздаяние за то, что он делает?