Читаем Литораль (ручная сборка) полностью

Хлоя съезжает на обочину, глушит мотор, снимает туфли и идет босиком по ягелю. Нет никого, кто скажет ей, что ягель от этого гибнет. Хлоя плачет. Нет никого, кто скажет ей, что нашла из-за чего плакать, ты подумай. Хлоя смеется, и нет никого, кто скажет ей, что она ведет себя как истеричка. Хлоя рада, что нет никого. И нет никого.

Хлоя помнит: шесть месяцев назад она проснулась утром счастливая, выскочила из дома, завела машину и поехала в город. Там, на улице Ленина, ее ждал человек, которого она обняла. Человек этот пах сигаретами, пах вином, пах свободой. Привилегией выбора, правом не прятаться и не прятать стыдное — например, коровий хвост. У Хлои есть хвост. Она его прячет.

Анна стирает это воспоминание.

Хлоя помнит: в первый раз он поцеловал ее на улице Мира. Губы у него были твердые — холодные и упрямые. А кожа горячая, будто температура.

Анна стирает это воспоминание.

Хлоя помнит: полярное утро, зеленые всполохи на горизонте, мальчик выходит на кухню и говорит, что ему нужно уехать. «Ты никуда не поедешь», — говорит женщина — она тоже на кухне. Эта женщина и ее материнское чувство — Хлоя стояла, прислонившись к дверному косяку, и пыталась понять, что это значит — когда ты лишаешь кого-то возможности выбора. Хлоя сказала женщине: отпусти его. Ты утащишь его на дно вместе с собой. «Это ты уйдешь на дно, — сказала женщина — очень, очень грубая, злая, неприятная женщина. — А я останусь».

Анна стирает и это воспоминание — все, кроме напутствия.

Хлоя возвращается в машину, забрасывает туфли за спину, заводит мотор и давит на педаль — удивительно, но голая ступня иначе чувствует ее, скорость набирается быстро, а если слегка ослабить давление, то машина резко дергается.

Хлоя пожимает плечами, смотрит на часы: сколько времени прошло?

Солнце стоит на месте.

Хлоя прихлебывает из бутылки. Удивительно, но никто не говорит ей, что пить за рулем нельзя. Она едет нормально — не быстро, но и не медленно. Просто едет, и все.

Солнце стоит как вкопанное.

В конце дорога перестает, сплошные ухабы да впадины, она сбавляет скорость, но машину все равно мотает, как во время шторма. Удивительно, но никто не говорит ей, что она испортит подвеску.

Солнце — недвижимость.

По обеим сторонам дороги — ржаво-ментоловая тундра. Огромные ветряки режут воздух, и тот сгущается вокруг машины. Впереди ничего — только раздробленная нитка разделительной полосы. Петляет между колес, исчезает в асфальтовых ранах, крошится на вздыбленной земле. На границе мхов спит собака.

Солнце не спит никогда.

Дорога кончается заброшенной деревней и кладбищем кораблей. Длинные, истлевшие от времени дома, рваные флаги, не выдержавшие испытания ветром. У раздолбанного придорожного кафе «Ретинское» несколько человек — случайные браконьеры. Перед ними ведра, в ведрах — крабы. «Продайте мне краба», — зачем-то говорит Хлоя.

Илья любит крабовое мясо. Я ему приготовлю. Я никогда ему не готовила. А я так люблю готовить тем, кого люблю. Приготовить, а потом смотреть, как он ест.

Хлоя паркуется у рыбачьего сарая, долго роется в багажнике, выбросив оттуда разъевшийся чемодан, и, наконец, находит одноразовые тапки из отеля «Арктика». Она взяла их из жадности, когда в первый раз была там с Ильей. В том же пакете — одноразовые тюбики с шампунем и гелем. И шапочка для душа. Вот уж шапочку точно не стоило брать.

Тапки на земле смотрятся странно. Но не в туфлях же спускаться к океану?

И нет никого, кто скажет ей, что она как-то странно вырядилась. Но Хлоя все равно оборачивается, смотрит затравленно. Привычку не так уж просто изжить.

Она берет с собой только бутылку и краба в пакете. Бутылка — пустая на четверть.

Закончилась последняя четверть, думает Хлоя, а я не выставила оценки. Хотя здесь нет никого, кто сказал бы ей, что она плохой учитель.

Солнце стоит словно пограничник на блокпосту.

Хлоя помнит: мальчик однажды попросил ее рассказать сказку.

Слушай, сказала она. Однажды женатый мужчина (такой же, как твой отец) бродил по лесу в поисках пропавшей козы и наткнулся на девушку. Мужчина был так очарован ее красотой, что потерял покой. Он возвращался в лес к этой девушке каждый вечер, и каждый вечер они (тебе еще рано это знать). В конце концов он так обессилел от постоянных метаний, что решил положить этому конец. В один из вечеров он не пришел в лес, и девушка пришла к нему сама. Мужчина рассердился и сказал, что больше не любит ее. Тогда она повернулась к нему спиной, чтобы уйти. Но, повернувшись, подняла вверх копну своих длинных волос («как у тебя?» — «да»), и мужчина вдруг увидел огромную дыру в ее спине. Он вздрогнул от ужаса и тут же превратился в уродливого старика, а потом разглядел коровий хвост — девушка прятала его под одеждой.

«Какая страшная сказка!» — «Это легенда о Хульдре». — «Кажется, ты все перепутала! Это ведь Хульдра должна была обернуться старухой». — «Она и так достаточно наказана».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза