Хлоя сама стирает это воспоминание, щель в ее спине стала почти дырой.
Хлоя в белых отельных тапочках спускается к океану. Океан сопротивляется — ветер слепит глаза, плюется холодным песком, приходится щуриться, пробираться почти на ощупь. Впрочем, нужно смириться — как обычно принять все как данность и продолжать.
Литораль пуст ровно наполовину, океан в процессе — совершает свой ежедневный обряд.
Хлоя заходит в воду. Шаг, еще один шаг. Вода накатывает и ноги вязнут в песке. Она открывает пакет и выпускает краба. Тот улепетывает со скоростью света. Хлоя упрямо идет вперед. Океан сначала пытается ее задержать, потом подчиняется. Вода холодная, обжигает, Хлоя уже не чувствует ног, но решает терпеть — давно уже терпит.
Тапки набухли и тут же стали тяжелыми.
Солнце стоит как пауза — две черты.
Вода подхватывает бутылку, и та теряет вес.
Хлоя отпускает ее. И некому сказать ей, что нехорошо бросать мусор в океан, и она знает, что стекло потом выйдет на берег гладкими, матовыми брызгами.
Хлоя идет вперед, покорно и шумно, загребая тяжелыми тапками ил. Идет вперед, пока не исчезает в дали. Впрочем, нет никого, кто смотрел бы, как она исчезает, и окликнул бы ее. Нет никого, кто увидел бы, как вода подхватила ее и заставила лечь, как на мгновение показался над водой коровий хвост — впрочем, и тот был похож на видение и быстро пропал.
Несколько браконьеров стоят в недоумении возле машины и растерянно глядят по сторонам, потому что на земле лежит чемодан. Один-одинешенек. И нет никого, кто завел бы машину, открыл багажник и забросил его туда.
Солнце стоит как памятник.
Хлоя лежит под водой.
31
— Анатолий Николаевич?
— Да…
— Мы засекли на камерах по трассе машину вашей жены.
— Что?
— Машина. Чери тигго номер… Это ваша машина?
— Да… Это машина Анны.
— Приезжайте.
Анатолий вскочил, на часах — без четверти восемь, натянул штаны и свитер, прямо так — на голое тело. Анна всегда ругала его, когда он не надевал вниз майку.
— Так что все-таки произошло в ту ночь?
— Мы повздорили, она ушла. Вы же проверяли мое алиби. Она ушла от меня к другому… мужчине, я же вам говорил. Правда, он это отрицает.
— Я спрашиваю не об этом. Вы не говорили, что она уехала на машине.
— Я… как-то не подумал. То есть, да, конечно, на машине.
— Вы понимаете, что это полностью меняет дело?
— Как меняет?
— Кардинально. Она не исчезла, она уехала от вас. Сама. На машине.
— Да…
— И куда она могла поехать?
— Куда?
— Это я вас спрашиваю.
— Не знаю.
— Мы прекращаем поиски.
— Что?
— Ваша жена просто сбежала от вас. На машине можно уехать куда угодно. Мы можем подать в розыск, но пока у нас нет оснований. Ищите. Думайте.
— Вы издеваетесь?
— Семейные проблемы не наш профиль.
Толя вышел из отделения полиции и сплюнул в глубокую кривую лужу.
Набрал сына.
— Наум, собирайся. Нет, не нашли. Говорят, она сама уехала. Откуда я знаю куда. Ну давай дадим ей время. Вернется. Послушай, я тут подумал. Может, поедем в Питер, как ты хотел? Ты же хотел туда переехать? Ну а что, будем сидеть и ждать? Я не могу так просто сидеть. Ей нужно время, и нам оно нужно. Давай.
Наум молчал.
Теперь, без Дженни, он не совсем понимал, стоит ли уезжать. Оставаться здесь тоже невыносимо. Он не хотел возвращаться в школу, знал, чем это обернется для него. Маленький город — диагноз.
Вообще-то он дико по ней скучал — по девочке, которой никогда не существовало. Или даже скорее по себе, по тому Науму, каким он был рядом с ней.
Что бы сейчас сделал Наум? Другой Наум — смелый, симпатичный и умеющий хорошо шутить? С которым можно часами обсуждать фильмы и смеяться над видосами? Тот Наум, который может украсть?
Наум встал и начал собирать спортивную сумку. Откуда у него вообще спортивная сумка, он и спортом-то никогда не занимался. В мире много непонятных вещей.