Лица

Она натянула верхнюю губу, чтобы скрыть за ней коронки, которые Гитте находила отвратительными, потому что считала: в каждом лице есть что-то оскорбительное, бросающее вызов окружающим — так неразборчивый почерк врача оскорбляет самолюбие аптекаря.

Она позволила кроткой и унылой мысли пробраться на страницы книги. Мысль вывалилась из нее и повисла на краю обложки, пока не начала падать на пол каплями, как слезы с ресниц. Гитте присвоила себе книгу, словно во всем мире не существовало другого экземпляра и другого возможного толкования.

— Недавно в каком-то журнале я прочитала статью Симоны де Бовуар, — начала Гитте, усаживаясь на подлокотник кресла. На ее лице промелькнуло выражение наивного самодовольства. — Про синдром Лолиты. Она пишет, что ему подвержены трусливые и инфантильные мужчины. Им кажется, что взрослые женщины видят их насквозь. Герт тоже инфантилен. Ему не нужна равная партнерша. Его успокаивает, что я всего-навсего домработница.

Ее ноги болтались вольно и самоуверенно, словно у куклы чревовещателя, забравшей власть у хозяина и выдающей его потаенные мысли перед восторженной публикой. Торжествующий смех прорвался сквозь ее крепко сжатые губы, и как бы она ни старалась, Лизе, украдкой покосившись на нее, заметила, что гортань Гитте совсем не двигается.

— Да, — произнесла она и быстро, отвлекающее продолжила, оттягивая неизбежный момент. — Сделай нам с Надей смёрребрёд, несколько кусков. И будь так добра — дай нам побыть наедине. Она отменила пациента ради нашей встречи. У нее всего полтора часа.

— Мигом будет исполнено.

Гитте вскочила и остановилась рядом с ней, жуткое веселье вспыхнуло в ее зеленых, близко посаженных глазах — брови над ними срослись, точно закадычные подруги, которые всё никак не могут расстаться.

— Разговор со здравомыслящим человеком пойдет тебе на пользу, — произнесла она важно. — Герт считает, что ты нездорова. Ты его очень испугала, когда зашла в кухню утром. Тебе нужно быть поаккуратней и не путать сон и реальность.

Лизе уперлась взглядом в ее уходящую узкую спину. Воздух содрогался, как мелькают перед глазами полосы после бессонной ночи — вырвавшаяся изнутри мысль, которую теперь не вернуть.

— Герт и Гитте хотят, чтобы ты покончила с собой, как Грете? Ты что, серьезно в это веришь? — говорила Надя с полным ртом, медленно, с нажимом, словно диктуя неопытной стенографистке.

Ее доброе, тяжелое лицо со славянскими чертами внезапно собралось в мешочек, какой бывает у индейки на шее, точно оно искало покоя хотя бы на мгновенье и больше не могло держаться на своем месте. Чтобы оно совсем не соскользнуло с Нади — ведь они всегда поддерживали друг друга в сложные времена, — Лизе быстро ответила:

— Нет, Надя, не верю.

Она ухватилась за то, что принято называть «здравым смыслом», которым владела как тем искусственным языком с его немногочисленными и бессмысленными словами, которых хватало, только чтобы обменяться наблюдениями о погоде, еде или расписании поездов.

— Я отлично знаю, что для Герта она просто легка в обращении и всегда под рукой, — выпалила Лизе. — Чтобы с ней переспать, ему не нужно мобилизовать никакие эмоции, только и всего. Она не бредит ни любовью, ни браком. На самом деле, думаю, ты права: я на секунду отключилась в ванной, вот фантазия и разыгралась. Ты же знаешь, я всегда мечтала написать роман ужасов для взрослых. Ханне семнадцать, детские книжки ей больше не нужны.

— Как у нее дела? Я не видела ее целую вечность.

Черты Надиного лица вернулись на место, и глаза ее казались чистыми и пустыми, словно только что из прачечной. Она всегда относилась к своим вещам разборчиво, внимательно и не позволяла разрушиться ничему из того, чем владела.

— Хорошо. Но у нее до сих пор нет парня. А она, знаешь ли, для этого уже вполне доросла.

— Еще появятся. Семейственность всегда была ей по душе.

Надя глотнула пива, ее глаза вытянулись и сузились — потеки мокрой акварели, готовые вот-вот слиться. Это придало ее лицу хитрое и ненадежное выражение. Хотела бы Лизе знать, что Гитте сказала Наде, открыв ей дверь. Она пристально смотрела на подругу, и чувство полной покинутости проскользнуло в нее, словно ее уносило на льдине и никто не слышал крика о помощи. Она заглядывала за многочисленные потайные вуали в поисках Надиного лица двадцатилетней давности, когда они встретились в Королевской библиотеке — сколько юных девушек сбегали туда из дома, который сковывал их движения, как прошлогоднее платье. Надя разделила с ней свой круг друзей, и, так как Лизе ничто не удерживало, она прокралась туда, словно в бальную залу, украшенную для других, — вот так и ее подарки Ханне всегда предназначались для другого ребенка. Надины друзья были провинциальными студентами, одним из них оказался Асгер. Если бы она не встретила Надю, то, наверное, вышла бы замуж за механика и жила в Нёрребро, в нескольких улицах от дома своего детства.

Оглушительный шум разорвал тишину так неожиданно, что Надя в ужасе уронила вилку на пол. Она уставилась на дверь в гостиную.

— Что это, ради всего святого, такое? — воскликнула она.