Лицедеи Гора

— Смельчак, — усмехнулась она, но я заметил, что ей понравилось мое замечание.

Всем женщинам любопытно знать, насколько красивы они могли бы быть как рабыни. А все потому, что в их сердце, все они являются рабынями.

Она, какое-то время, разглядывала меня молча. Я стоял на коленях перед ней, широко расставив ноги. Она не спешила раскрывать свои планы относительно меня. Но ее глаза, буквально ощупывавшие меня, блестели.

— Разве Тебе не любопытно узнать, зачем Тебя привели в мой шатер? — спросила она.

— Госпожа еще не объяснила мне этого, — ответил я, но мое сердце заколотилось сильнее.

Я вдруг испугался, что она сейчас объявит мне, что знает мою настоящую личность, что она собиралась использовать меня для своего удовольствия, изнасиловать меня, а затем отправить меня, пленника женщины, в Сардар. Мне не показалось уместным нападать на нее и убивать. Она могла оказаться агентом Царствующих Жрецов. Хватит с меня того мужчины, что остался лежать в палатке номер семнадцать с собственным ножом в сердце.

— Но, я уверена, Ты мог бы предположить, — заметила она.

— Возможно, — сказал я.

— Разведи колени шире, — холодно скомандовала она.

Я сделал так, как она приказала.

— Нет, Ты точно можешь догадаться, — усмехнулась она.

— Да, — признал я.

— Ты кажется успокоился, — озадаченно сказала она.

Я лишь пожал плечами в ответ. Я действительно успокоился. Она снова всего лишь играла со мной. Теперь мне казалось ясным, как это было в самом начале нашего разговора, что она не знала, кем я был. Мужчина в палатке, насколько я помнил, попытался убить меня даже не собираясь разговаривать. Значит, если бы она точно знала кто я на самом деле то, возможно, к настоящему времени, я бы уже лежал мертвым, причем меня не стали бы даже будить. Ничего не было проще, чем придушить меня спящего. Кроме того, способ моего захвата не предлагал ничего особенного применительно ко мне. Я просто оказался одним из пятнадцати попавшихся в ее цепи.

— Но есть кое-что еще, о чем Ты не догадываешься — сказала она.

— И что же? — поинтересовался я, слегка напрягшись.

— Мне интересно быть оцененной, — заявила она.

— Оцененной? — удивился я.

— Да, и объективно, — подтвердила она. — Меня уже давно мучает любопытство. Богатство твоей одежды в тот момент, когда Тебя взяли на площади, содержимое кошелька, намекает мне, что у Тебя мог быть опыт в подобных вопросах, что у Тебя была возможность весьма близко познакомиться с происходящим на невольничьих рынках.

Я благоразумно помалкивал.

— Но хочу напомнить Тебе, — сказала она, — что, это Ты стоишь на коленях передо мной с разведенными ногами, как порабощенная девка!

— Я это помню, — заверил ее я.

Ее рука потянулась к булавкам с левой стороны ее вуали.

— Уверена, что Ты найдешь меня необыкновенно красивой, — заявила она, — возможно, даже рабски красивой.

— Возможно, — не стал спорить я.

Женщина неторопливо отстегнула вуаль, позволив ей упасть, открыла лицо, потом, откинув на спину шелковый капюшон, качнула головой, освобождая каскад длинных, темных волос. Посмотрев на меня, она развеселилась.

— О-о, я вижу, что Ты все же нашел меня красивой, — протянул она.

— Да, — вынужден был признать я, наблюдая, как она встает со стула.

— Ты знаком с обязанностями шелкового раба? — спросила она, начиная небрежно раздеваться.

— Я — свободный мужчина, — напомнил я.

— Но у Тебя есть представление об их обязанностях, не так ли?

— Да, — кивнул я.

— Это теперь твои обязанности, впрочем, не только эти, — усмехнулась она.

— Я понял.

У меня перехватило дыхание. Она вышла из своих одежд, мягко сброшенных на пол, как из шелкового бассейна, раскинувшегося у ее ног.

— Нравится? — поинтересовалась она.

Не то слово! Она была не просто красива, а потрясающе красива. Она могла бы стоить немалых денег. Затем она раскинулась на расстеленных шелках среди подушек, около задней части маленькой приватной комнаты образованной белыми занавесами, и уставилась на меня. В ее глазах плескалось веселье. Она перекатилась на бок и облокотилась на один локоть.

— Нравится? — повторила она.

— Вы довольно красивы, — признал я.

— Ты думаешь, меня было бы легко продать? — томно спросила она.

— Нет, — ответил я.

— Это почему же? — возмутилась было женщина.

— Цена была бы слишком высокой, — пожал я плечами. — Большинству мужчин Вы оказались бы не по карману.

— Ну, а если бы меня выставили по разумной цене? — уточнила она.

— Тогда, несомненно, Вас бы оторвали с руками.

— Значит, Ты действительно объективно оцениваешь меня, как очень красивую женщину?

— Да, — ответил я.

— Даже рабски красивую? — настаивала моя обнаженная собеседница.

— Уверен, что Ваша красота, по крайней мере, в том, что касается внешних черт, могла бы стать предметом зависти для многих рабынь. Что же касается рабской красоты как таковой, с присущими ей внутренними эффектами неволи, проявляющимися в женщине далеко не сразу, то возможно, со временем, как мне кажется, Вы сможете достигнуть, по крайней мере, минимальных стандартов того, что подразумевается под рабской красотой.

— Значит, по-твоему, только рабыня может быть рабски красивой? — спросила она.