Лицедеи Гора

— Я бы не хотел делать это вопросом условий, — сказал я, — но, из моего собственного опыта, могу сказать, что в значительной степени все зависит именно от условий, от чувства удовлетворенности, и тому подобного.

— Все равно, свободные женщины красивее рабынь, — заявила она.

— Это ложное утверждение, — ответил я. — Кроме того, каждая женщина, в ее сердце, знает, что это ложь. Любая красота, что есть у свободной женщины, увеличивается тысячекратно, стоит ей стать рабыней.

— Я ненавижу рабынь! — вдруг прошипела она.

— Это потому, что Вы не одна из них, — объяснил я. — Вы просто завидуете им.

— Попридержи язык! — зло предупредила она. — Я — свободная женщина!

— Я знаю, — сказал я.

— И не забывай, что Ты находишься полностью в моей власти, — напомнила она.

— Я понимаю, — кивнул я.

— Подползи ко мне на четвереньках, — приказала она. — Возможно, я прощу Тебя, если Ты будешь достаточно искусен.

Я медленно приблизился к ней.

— Теперь Ты можешь рассмотреть меня вблизи, — заметила она. — Ты оценивал свободных женщин прежде?

— Да, — ответил я.

— Теперь оцени меня, — потребовала она.

— Как свободную женщину? — уточнил я.

— Конечно, — сказала она. — Кто я по-твоему.

— Вы — невероятно красивая свободная женщина, — оценил я.

— И твое тело, с Тобой полностью согласно, — засмеялась она.

— Действительно, — признал я столь очевидный факт.

— И свободные женщины, тысячекратно и даже более того, выше простой рабыни, — заявила она.

— Да, — согласился я. — Вас нельзя с ними сравнивать. Как свободная женщина Вы многократно драгоценней, и выше простой рабыни.

— Твой статус здесь, — сказала она, — является статусом слуги, моего полного слуги, по крайней мере, до тех пор, пока я не захочу поработить Тебя.

— Я понял Вас, — кивнул я.

— Мне кажется, будет забавно использовать свободного мужчину в качестве шелкового раба, — усмехнулась она.

— Несомненно, — согласился я с ней.

— На самом деле, я могу тянуть с твоим порабощением, ровно столько, сколько мне захочется, по крайней мере, пока это будет меня развлекать.

Я счел нужным промолчать.

— И возможно, если я найду Тебя исключительно хорошими, после того, как Ты и твои товарищи пройдете процедуру порабощения, я даже могу не продать Тебя на Ярмарке Эн-Кара. Вдруг мне захочется оставить Тебя себе в качестве шелкового раба.

Я слушал ее молча.

— Ты будешь трогать меня, только там, куда я направлю, и только так, как я Тебе скажу, — объявила она. — Я — твоя полная Госпожа. И я получу удовольствие от Тебя, Ты же получишь удовольствие, если вообще получишь, только если и когда это понравится мне.

— Я понял, — кивнул я.

— К шелкам, мой мускулистый, беспомощный слуга, — скомандовала она, погружая свои маленькие руки в мои волосы, и притягивая меня к себе. — Ну же, доставь госпоже удовольствие.

И я начал ублажать ее, погрузившись в захватывающий, интимный, изумительный, яркий аромат возбужденной женщины.

— О-о-ох, Бринла-а-ар, — вдруг начала задыхаться она. — Ты — превосходный слуга!

Взяв ее за запястья, я убрал ее руки от своих волос, и прижал их к ее бокам, тем временем не переставая решительно, настойчиво, изящно и нежно, обслуживать ее.

Ее руки оказались беспомощны в моей власти. Она настойчиво и жалобно начала двигаться навстречу моим ласкам, пытаясь плотнее прижаться ко мне.

Вскоре послышались слабые стоны, и ее тело начали сводить судороги.

Внезапно она вскрикнула:

— Я беспомощна! Ты держишь меня, я беспомощна!

— Простите меня, Госпожа, — сказал я, отпуская ее, как если бы моя власть над ней, была результатом моей невнимательности.

Она тут же снова вцепилась мне в волосы, плотно прижимая меня к своему телу.

— О-о-охх, Бринлар, — задыхаясь шептала она. — Да-а-а, Бринла-а-ар! Это изумительно-о, Бринлар! Не останавливайся-я-а-а! Да, Бринлар! Да-а-а!

Подобным способом любой может подчинить себе женщину, превращая ее в объект, полностью беспомощный от удовольствия.

— Да, Бринлар, — стонала она. — Да-а-а! Да-а-а-а!!!

Я решил, что не было необходимости напоминать ей, что я уже давно обращался с ней далеко не так как, как это принято делать со свободной женщиной. Какие там вежливость, знаки внимания, и благородство с достоинством! В действительности, я все делал в соответствии с моим собственным желанием, моим собственным решением, поступая с ней так, как обычно это делают с порабощенной женщиной, с той, у кого нет никакого выбора, кроме как подчиняться долгому и властному изнасилованию, с той, кому хорошо преподают значение ее ошейника, и с той кто должна быть в руках мужчины, тем, что он хочет от нее.

— О, Бринла-а-ар! — тяжело дыша шептала она.

Ее реакции были таковы, что трудно было представить, что у нее еще не было опыта рабыни, что она до сих пор не познала, что значит оказаться беспомощной во власти мужчины, что она не знает, что должна отдаться мне полностью и безоговорочно до последней своей клеточки.

— Бринла-а-ар! — закричала она, выгибаясь мне на встречу. — Да-а-я-я, Бринла-а-а-а!

— Как Вас зовут? — спросил я.

— Янина-а-а! — прокричала она. — Леди Янина-а-я-я!

— Из какого город?