Лицей 2017. Первый выпуск

Расстроенная Татьяна, опустив глаза, пошла относить ожерелье в шкатулку. Павел заметил ее выражение лица, но ничего не сказал — не его это было дело; и всё же быстро взглянул на друга. Алексей перехватил этот взгляд и сказал:

— Нормально все. С ней по-другому никак. Слышишь? — Из комнаты донесся голос жены, ругавшей Андрюшу за то, что тот рассыпал желтые пульки по ковру.

— Я уберу! — провыл Андрей.

— Знаю, как ты уберешь. Быстро собирай все в кучу, пока я шею не сломала.

— Слышишь? — повторил Алексей. — На ребенке отыгрывается. Жена! — крикнул он. — Отстань от Андрюшки, суп кипит. — А затем — снова другу: — В рукавицах ежовых держать надо.

Гость понимающе улыбнулся и подмигнул.

Татьяна молча вошла на кухню с высоко задранной головой, так же молча принялась разливать борщ по тарелкам. Поставив их на стол рядом с хлебом и сметаной, села подле мужа. Павел тем временем стал разливать водку, Алексей приподнял горлышко бутылки, не дав долить Татьяне доверху.

— Ей хватит.

Гость чуть было не возразил, но вовремя спохватился.

— Нельзя ей, — сказал с упреком муж. — Любит она это дело. Одну ей много, две — мало.

Татьяна стыдливо опустила глаза на неполную рюмку. Румянец заиграл на лице, полные губы сжались в тонкую красную линию.

— Ну, за встречу, — сказал Павел, поднимая рюмку и сглаживая неловкий момент.

Все чокнулись, влили водку в горло, вдохнули через нос и закусили.

— Селедочка, — сказал Павел, прежде чем отправить кусок в рот.

— Ну и гад же ты! — радостно хлопнул по столу Алексей. — Не предупредив, не позвонив. Я тыщу лет тебя не видел. Хоть повкуснее чего приготовили бы, встретили бы. Ты вообще откуда и куда?

Павел стал рассказывать, где был и что делал последние восемь лет. Вкратце Алексей всё это знал по редким телефонным разговорам, но слушал внимательно, облокотившись на стол. С не меньшим интересом слушали и остальные члены семьи. Даже Андрюша с пластиковым оружием в руках смирно сидел у отца на колене и не спешил пойти пострелять из новой игрушки. История за историей, мужчины выпили еще по одной, женщине же оставалось лишь жадно и с сожалением глядеть на свою пустую рюмку, лелея надежду, что муж разрешит выпить еще одну на ночь. «Нет, не даст, — думала она, — испугается, что не усну».

Не сильным будет преувеличением сказать, что Павел объехал всю страну. (Алексей всегда дивился другу, как тому это удается, и пришел к мнению, что человеку, которому не сидится на месте, дорога все равно что дом родной — всегда рада и открыта.) И даже на Северном полюсе Пашка побывал. И от Владивостока к Японии на корабле плавал.

— Эти японцы, — все время повторял он, — эти японцы… Инопланетяне. Интереснее народа я в жизни не встречал. Даже китайцы — и то понятнее, чесслово. Япоши всех иностранцев гайдзинами называют. Белых людей шугаются. Но это в селах, конечно, в городах люди привыкшие.

Ближе к ночи они с другом начали вспоминать былые времена. Холодный Норильск. Алексей тогда приехал на заработки. На четыре месяца. Смены по двенадцать часов, шесть дней в неделю, зато платили — как за целый год. Нужно было только выгружать продукты, которые для города завозили. Чего там только не было. В минералах и витаминах недостатка друзья не испытывали: замороженные мясо и фрукты привозили на любой вкус.

— А я тебя один раз все же видел, Татьяна, — сказал Павел, глядя на нее слегка окосевшими, блестящими глазами. — За прилавком. Лешка мне тебя показывал. Ох, и влюблен же он тогда в тебя был. Спать не мог. Двенадцать часов отпахали без перерыва, всем бы только до коек дотащиться, а он шагами комнату мерит, на мороз выходит, все о Таньке, блин, думает. Описывал тебя как эскимосскую принцессу. Сказал мне тогда, что либо с тобой останется, либо в Москву увезет. И увез-таки, с чем я его и поздравляю.

— Ладно, — сказал Алексей, спуская с ноги сынишку, — иди, Андрюш, с мамой в комнату, мужчинам поговорить надо.

Жена на него испытующе посмотрела. Он на нее — сердито, и она повиновалась.

— Дай, что ли, хоть посуду помою, — попыталась она.

— Я сейчас тебе шею намою. Иди в комнату, говорят. — Алексей был подвыпивший, и голос прозвучал громче, чем он того хотел, но это его, кажется, нисколько не расстроило. — И дверь закрой, — крикнул он ей вслед.

— Мда-а, строг ты со своей половинкой, — сказал Павел, когда женщина и ребенок скрылись в комнате.

— По-другому никак.

Пашка расхохотался.

— Я вспомнил, ты же стихи писал.

Улыбнулся Алексей.

— Тоже мне вспомнил. Скажешь уж, стихи… так, писульки да каляки-маляки с высокопарными словами. Завязал я с этим давно, как женился. Вдохновение пропало. Так, изредка ночью слова приходят, — сказал он и тяжко посмотрел в коридор.

— И все равно, не таким я тебя женатым представлял.

— Не суди, да не судим будешь, — сказал Алексей, наполняя рюмки. — Ты вот женат?

— Нет! — гордо ответил друг.

— Во-о-от. Хорошее дело браком не назовут. Женишься — и сам начнешь воспитывать свою жену.

— А зачем ее воспитывать, ей родители были на что?