Лицей 2017. Первый выпуск

Она стала размышлять, что бы ей такое придумать, но ничего в голову не приходило: везде возникал Алексей, сильный, неотступный, не знающий усталости и послаблений, гнущий свою линию. Вот ей предлагают то, чего она так сильно недавно желала, а она не может решиться. Десять лет в браке сломили ее. Или наоборот, если смотреть со стороны мужа — согнули как надо. Если смотреть под таким углом, Алексей не такой уж и плохой муж для нее. Татьяна выпустила руку Павла.

…Проводив друга в аэропорт, домой Алексей вернулся с бутылкой. Татьяна вопросительно посмотрела на него, но не замешкалась, чтобы достать рюмки. Находили на ее мужа вечера, когда он ненадолго ослаблял хватку. С чего он это делал, она не знала, но радовалась этому, как празднику. Пили они до последней капли. Завтра обоим на работу, и Алексей знал, что жене, хочет она того или не хочет, придется пойти на почту. Будь выходной, она бы пожелала продолжить.

— Согласилась бы с ним уехать, — сказал он ей холодным голосом в конце вечера, — уехала бы в больницу.

— Больно он мне нужен. — Она пересела к нему на колени, поцеловала и просунула язык в рот, но он ее остановил.

— Пьяная ты.

Она только расхохоталась. Алексей хмуро смотрел на пустую бутылку.

Уснула Татьяна без задних ног. После зоопарка крепко спал и Андрюша, то и дело бормоча во сне про ящериц и жирафов. Алексей пьян не был. Он потихоньку сливал рюмки в кружку, а затем выливал в раковину. Когда он удостоверился, что все спят, он встал с кровати, расшторил окно и впустил в комнату луну. Он опустился на колено подле спящей жены, взял ее руку в свои и посмотрел на круглое лицо в голубом свете.

— Люблю тебя, — негромко сказал он ей. — Люблю тебя больше жизни своей. Люблю, как может трава влагу любить. Как птица небо любит. Как огонь дерево любит — всей ненавистью могу. Невозможно жить без тебя мне. Каждый день готов носить тебя на руках. Каждый день говорить, как нужна мне, как любы мне черты твои. Всё готов сделать для тебя — и звезду с неба достать, только покажи какую. Сажал бы цветы на каждом клочке земли, где стопа твоя опускалась. Говорил бы стихами с тобой. Нет мне надежды, гнущему металлы, подобрать слова, достойные тебя. Так бы и касался тебя, нежно-нежно, как губами. Ноги бы твои целовал до конца дней моих. Всё-всё бы сделал для тебя, для тебя, кровопийца жизни моей. Но ничего тебе из этого не надобно от меня. Понимаешь ты язык только грубой силы моей. Нуждаешься в управленье моем. Излей я душу — посмеялась бы ты надо мной. Растоптала бы грезы мои, порывы мои. А я же сталью плавленой обливаюсь каждый раз, руку на тебя поднимая, язык мой иглами унизан, когда поносить тебя мне надо. Никак иначе быть со мной не хочешь ты. Легче стекло согнуть голыми руками, чем тебя исправить. В тягость жизнь такая мне. Удавиться проще, чем смотреть, как жизнь свою поганишь. Но не могу я так поступить, ибо люблю тебя я. И косу твою — черную, как грехи души твоей. И глаза твои — ясные, как небо, под которым Бог тебя прощает. И кожу твою — нежную, влекущую отребье разное. Нет мне покоя рядом с тобою. Но продолжу нести крест свой. Пусть тело мое дряхлеет, не остановлюсь я нипочем. Потому что образ твой в сердце храню как Пресвятой Девы Богородицы. Что мне жизнь теперь моя? Душу я свою давно дьяволу отдал — за тебя, бесстыдную, мною так любимую.

По щекам мужа текли слезы. Не в первый раз он говорил ей подобные слова, не в первый раз делился наболевшим, пока она спала. Он нагнулся к ее лбу и осторожно поцеловал. Погладил голову. Потом долго любовался красивым лицом, пока его щеки не высохли. Затем поднялся с колена, бережно выпустил безжизненную ладонь, зашторил окно и лег в кровать. Завтра нужно довести жену до работы.

Жена

Было еще темно. Холодно. Поставка пришла к девяти утра: шестнадцать больших коробок, доверху забитых новой и старой коллекциями одежды. Дима, кладовщик, на разгрузку не явился, на телефон не отвечал: вчера выдали зарплату, и долго гадать, что случилось, не приходилось — это была уже не первая его подстава. До десяти машину нужно было отпустить. Лидия, управляющая магазином, уговорила водителя помочь ей отвезти коробки наверх, но охранник торгового центра с ним без пропуска даже не стал разговаривать. Не помогло — впервые — и то, что она назвала водителя экспедитором. Пришлось ей самой, сорокадвухлетней тетке, трижды отвозить товар на рохле к погрузочному лифту, подниматься с ним на третий этаж, везти к себе на склад в магазине и разбирать башню из коробок вдвоем с продавцом-кассиром Катей, в чьи обязанности это не входило, о чем она неустанно напоминала Лидии.