Лицей 2019. Третий выпуск

С дымкой заинтересованности в глазах Пустопорожнев обернулся — и зашушукали они что-то. Ноликов с деликатностью не вслушивался: он знал о библиофильской страсти Пустопорожнева. (В научном сообществе его вроде недолюбливали: библиофилы-де книжки собирают, а не читают.)

В зале как будто потускнело. Ноликов поправил очки и попытался поймать буквы. Они куда-то разбегались. Он с детства боялся ослепнуть. Нет, сначала хотел быть одноглазым, как Кутузов (потому что это круто), — потом пришёл страх. Он и теперь боялся.

— Константин Николаевич, — обратился он, когда те дошушукались. — Что здесь с освещением? Я даже строчку не могу разобрать.

— Я присоветую вам оптика. — Пустопорожнев через свои диоптрии бросил взгляд куда-то на запястье. — Однако пять часов. В буфет?

— В буфет. — Ноликов улыбнулся застенчиво.

Оптик Пустопорожнева оказался толковый: какие-то линзы приставлял и трогательно спрашивал: «Так лучше?» Выйдя на улицу с новыми глазами, Ноликов первым делом пересчитал всех голубей на проводах: их было ровно девятнадцать.

Московская осень улыбнулась ему — и уже не обливалась дождями. Солнце хохотало во весь свой круглый рот. Синие, красные, с чёрными прожогами листья пахли и послушно разлетались, когда Ноликов их пинал. От «Нахимовского проспекта» до «Бабушкинской», от «Бабушкинской» на «Маяковскую» — его носили воскресные делишки. В метро он пялил взгляд на каждого второго пассажира. Вот грустный мужик с тортом: ужасно хотелось хлопнуть его по плечу и сказать, что всё будет хорошо.

Вернулся домой поздно: без зуба и с распухшей щекой. Стоматолог так и сказал: «Ой, у вас такая жопа! Лучше дерануть». Шесть тысяч отдал! А в следующие выходные с Пустопорожневым на рыбалку собирались, пока не схолодало… И у Люси день рождения вот-вот…

А Люся сидела на кухне. Из комнаты орала гитара. Играл Васёк, напросившийся к Ноликову на пару дней перекантоваться и доживавший уже вторую неделю. Нет-нет, Ноликов пойдёт на кухню.

— Гась, я не могу уже. Он каждый день приходит и играет. — Люся курила у раковины: занесла палец над сигаретой: выдержала паузу — и нанесла два резких удара по фильтру.

Ноликов пожал плечами, бросил батон на стол и достал из холодильника замороженный фарш.

— Ты теперь совсем мудрый? — Она чмокнула его в больную щёку. — Да. И ещё с проводкой фигня какая-то, надо электрика вызвать. А ещё у твоей бабушки день рождения сегодня. Ты её поздравил?

— Сколько дел, сколько дел!.. — Ноликов уселся на подоконник, приложил пакет фарша к лицу и уставился на Люсю, как блаженный кот.

И не узнавал её.

Лицо — китайского жёлтого цвета. У корней рыжих волос русой проступью объявились непрокрашенные прядки. По глазам проползли красные невыспавшиеся жилки. Вздёрнутый носик согнулся ведьминой загогулиной и выставил на обозрение шесть чёрных волосин. На шее объявились три жабьи складки: они переругивались и хлопотали. Ресницы, прежде смахивавшие облака, обстригли и развеяли по ветру. Подмышки её горчичной футболки почернели от готовки. Прыщики нелегалами расселились на правой щеке. И вместо ушей — растворённые дверцы теремка: раскидали все волосы.

Ноликов потупил взгляд и остро задумался.

— Я ужинать не буду. — Он спрыгнул с подоконника. — Спать хочу.

— Ладно.

На пути к кровати его остановил сухосухосухопарый Васёк и попросил одолжить пятьсот рублей. Ноликов спрятался от него под одеяло.

А завтра был понедельник.

К университету Ноликов подходил с недоверчивостью: ветер шмыгал из переулка в переулок, а его проделки покрывал кусачий дождь. Дома посвежели и насупились. Лепнина старинного фасада напоминала водоросли. Нет, сопли. А Ноликов опаздывал на конференцию.

Первого докладчика он пропустил, зато успел на второго. Он шуршал бумажками, брызгал слюной и доказывал, что из-за новой орфографии «Идиота» Достоевского совершенно невозможно понимать (прежде всего нанесён непоправимый ущерб речевому портрету в исповеди Ипполита): ведь даже «идиот» — не то же, что «идiотъ». А вот если вернуться к Гротовскому правописанию, переиздать всю русскую классику по прижизненным изданиям, ввести в школы старую орфографию, вернуть, наконец-то, необходимые русскому языку буквы «пси» и «кси»…