Я открыла на телефоне нашу группу, а в ней пост с подписью: «Припекает». Скриншот якобы с новостного сайта. «Родители из Петербурга повезли умирающего ребёнка в церковь креститься». И выделено красным: «Вместо медицинской помощи решили оживить его крещением» и «Родители всё сделали правильно, — прокомментировал священник, — ведь главное, чтобы ребёнок был крещён». Погасила экран и убрала телефон в карман.
— Давай-ка выйдем на лестницу, — говорю Соне.
— Надо поднимать паблик после отписок, — оправдывается Соня на лестничной клетке, — а не отсталых людей жалеть!
— Кто отсталый?
— Они отсталые! Может, тебе и повезло увидеть каких-то особенных людей. Но в православии других большинство, восемьдесят процентов.
— Откуда ты это взяла? Ты вообще много православных видела? Настоящих! Соседка твоей бабушки, которая говорила, что, если ты будешь курить под её балконом, то тебя бохнакажет, не считается. Ну? А я видела!
— Это просто стокгольмский синдром, — мотает головой Соня. — Ты скоро будешь отрицать эволюцию, они тебя так прозомбируют, что скажешь «человеческий род начался с Адама и Евы, а потом она яблоко съела!».
— Не яблоко, а плод, — уточнила я.
— И скажешь ещё потом, — продолжает она, — что Вселенной пять тысяч лет. Хотя научно доказано, что это не так.
— Им вообще некоторым до фени, сколько Вселенной лет. Пять, десять.
— Вот! Значит, они не православные!
— Почему?
Соня завелась:
— Да потому что логика! У православных есть книга, которую они считают истиной в последней инстанции. Вот они и выполняют правила, записанные там. Если человек не следует этой книге, значит, он не православный.
— Что? В смысле? Во-первых, в книге нет даты. Это уже потом какой-то богослов посчитал как мог в семнадцатом веке, — тут уже я начала заводиться. — И мне не кажется, что они выполняют правила только потому, что так написано.
— Да у них всё на правилах, алло! Приходишь в храм — думаешь: «Я правильно стою?» Сюда нельзя заходить, туда тоже. Шаг вправо, шаг влево — попытка танца — два года колонии. Стоишь, думаешь: «Что делать?» В итоге смотришь на людей вокруг, повторяешь за ними. Какая-то бабка чихнула, крестишься с испугу. Все косятся.
Я промолчала и после паузы, уже медленнее начала:
— Я вижу. Не ради «правильности» они так живут. Тут что-то другое.
— Уверена, ты ошибаешься.
— Ты просто не понимаешь. Нет, правда, ты думаешь, я тебе завтраки делаю потому, что это правильно? А шнурки завязывала, когда ты плечи простудила, потому что это правильно? Нет! Потому что я тебя люблю!
Возникла пауза. Вошёл Глеб.
— Я не помешал?
Ставлю косарь, что он подслушивал под дверью. «Уйди, сейчас не до тебя», — хочу сказать я, но…
— Нет, всё нормально.
— Ты правда думаешь, что мне нужно удалить этот пост? — наконец отмирает Соня.
— Просто не нужно их ненавидеть, не зная. Я думаю, в чём-то они могут быть правы: не все, не во всём, но я так думаю. Это не значит, что дальше я буду говорить на церковнославянском.
Глеб понял, что сексом не пахнет, и ушёл.
— Ладно, — сказала Соня, — думай как хочешь. Я всё равно не удалю этот пост. Мы им со всеми атеистическими группами обменялись.
Ночь. Я разглядываю тени на потолке. Вспоминаю, как мы с Соней первый раз ночевали в нашей квартире. Лежали и смотрели в окно на ночные небоскрёбы. Мы только переехали из Питера, и у нас ещё нет штор. Она рассказывает, как в детстве плавала в Чёрном море. В бухту заходил круизный корабль. Она нырнула и увидела его под ватерлинией. Корабль дал гудок, под водой он звучит иначе. Тот корабль напомнил ей эти небоскрёбы. Нечто огромное, тёмное, несоразмерное человеку.
Поворачиваюсь на бок. Вспоминаю, откуда я помню эту девушку — Риту. Ребята разъехались, с нами осталась только она. Рита уснула на диване, и мы с Соней не стали её будить. Просто легли вокруг на свободное пространство дивана.
Да, точно, я видела Риту на той вечеринке. Мы тогда ещё жили в Питере. В тот вечер я решила переехать с Соней в Москву. Это было новоселье её друзей. Несколько парней и девушек, из творческих. Кухня. Темнота за окном. Мы с Соней давно не виделись и проболтали весь вечер вдвоём. Так ни на кого не обратили внимания. Ближе к утру все разошлись по комнатам. Мы оказались в комнате с рыжеволосой девушкой, актрисой. Поболтали ещё немного, уже втроём. Девушка вышла на пару минут.
— Рита беременна.
Я не сразу поняла, что речь о той Рите, с которой мы говорили.
— От парня, он драматург, пишет пьесы. Не из России и редко бывает здесь.
— А что же они… это?..
— Да, говорит, не до того было.
Я дотянулась до своего вина.
— И что она думает делать?
— Нашла каких-то людей в Европе, уже договорилась. Родит и продаст им.
— А отец ребёнка?
— Да ему… — она помотала головой.
Я глотнула вина. Сладко. Помолчали немного. Рита вернулась. Собрались ложиться.