Читаем Лицей 2020. Четвертый выпуск полностью

Раз не хотят вставать — поднял его за боковину и оттащил от стены. «Эй!» — «Линда, зырь свою чушь и молчи». Пошёл менять воду в ведре. Когда прохожу мимо, парочка цокает, это я им тень на стену навожу. Проектор же. И ещё им мешаю — не даю полной темноты. Из-за света от вытяжки изображение блекнет.

— Ты серьёзно не видел «Вандербоя»? — удивляется она. — Я же показывала тебе, в том месяце? И ссылку кинула.

— У меня по ссылке не открылось.

— Господи, а VPN на что?!

— Мм?

— Короче, — смирилась сестра. — В этой серии Вандербой находит Пустыню Крови. Он танцует с джиннами, доит ящерицу, попутно выносит америкосов, которые тут окопались с разработкой нефти, а затем натыкается на волшебный кизил. Сечёшь?

— Так-так, — я прошу их поднять ноги, чтобы пройтись тряпкой вдоль дивана.

Вот здесь ламинат слегка вздулся. Это батя сэкономил — раз, мог бы брать такой, которому вода побоку, и сестра тогда на своей «крэйзи пати» разлила воды — два. Так и не призналась: то ли стиралка потекла, то ли вылили таз выпивки и бесились в луже.

— И с волшебным кизилом Вандербой возвращается в Москву. Он кизил раздаёт таджикам…

— Зачем?.. Да подними ты ноги.

— Ну, он любит прикалываться и ломать систему. Это трикстерство.

— Угум.

— И у всех выходцев из Средней Азии — ну вот, смотри! ржака ведь! — от кизила горячится кровь. Типа суперспособность, из крови вытащить далёкое прошлое. Образ не забитых и бедных таджиков, а могучих завоевателей степей.

Расписала-то как, умница, оборачиваюсь к стене.

Криво обрисованные смуглянки отбрасывают веники на улицах, переворачивают погрузчики в гипермаркетах, бьют витрины шаурмяшных. Огромная толпа мигрантов превращается в воинство Чингисхана. Появляются луки, стрелы, копья. Орда, во главе её — сам Вандербой. Ничего особенного, парниша лет двадцати пяти, на какого-то актёра похож, ходит в шотландском килте и белом халате на голое тело. Голос как у видеоблогера, столичный акцент, терпеть не могу. Ну, и маньячная улыбка на пол-лица.

Хрен знает какие сейчас герои. Я тащился по голливудской гвардии: Уиллис, Гибсон, Кейдж на худой случай. Из мультяшек самыми крутыми были черепашки-ниндзя. Сплинтер у них — вроде и крыса, но человек. Сами они — как люди, просто мутанты. А вместе — огонь.

Тут же не мультик, а безобразие.

— Ты видал?! — Линда в искреннем восторге.

— Потя гений, — кивнул её утырок. — Я с ним селфи сделал тогда в клубешнике.

— Странная рисовка, примитивная… — я прошёлся по полкам с декоративными тарелками: родаки тащили эту чушь из любой поездки.

— Так это Comic Sans, тупейший шрифт. На моей могиле будет эпитафия этим шрифтом. Умерла бездетной, безмужней, от поп-культурного передоза… Потя, он же режиссёр, продюсер, художник, всё сразу, как бы «комиком», жирным и неповоротливым, будто маркером рисует. И урезанная кричащая палитра. Только два-дэ.

Выглядело, конечно, это безумно и вдохновенно. Столица изошла кровью. Гений абсурда Вандербой вроде как дал отыграться таджикам за социальное неравенство.

— Так а в чём смысл? Перерезали кучу народа, а дальше как жить?

— Это же сатира! И это поджопник системе! Представь, как это дойдёт в нарезке или в мемах до офисных крыс! До тупых хомодозяек! Периодически надо у людей почву из-под ног выбивать. Они тем больнее падают, чем больше у них душа жиром заплыла. И это ещё напоминание самим приезжим, какие они были, какие были их предки, о том, что есть в крови. И кровь требует. Кровь рвёт любую несправедливость.

— Но ведь ничем хорошим это не за… — но меня перебивают.

Люди всё-таки должны договариваться, а не резать друг друга, как раньше, я считаю.

— Короче, Потя делал адаптацию для Штатов. Сериал зашёл даже там, — Линда увлеклась. — Он таджиков перерисовал в мексикосов и индейцев. Они в макдачных, в маркетах снимают свои бошки, чтобы надеть головы леопардов. Сбрось синий воротничок, фартук, пластиковую улыбку — надень безумие древности! Обсидиановый нож вместо кассы!

— И?..

— Что «и»? — не понял её паренёк.

— Ну круто же! — разозлилась на меня Линда. — Это оппозиция. Потя рисовал революционный сериал. Жёсткий, выстёбывающий всё, сатира бьёт во все стороны, даже в него самого. Поэтому «Вандербоя» запретили на территории РФ. Экстремизм, оскорбление чувств, бла-бла, примите иск. А между тем он собрал все негосударственные награды, какие есть. Его отметили все известные леваки…

— Это как «Южный парк», но гораздо философичнее и на русской почве.

— Это гораздо круче, чем «Южный парк», потому что сам Потя плевал на правила телевидения — раз и не разбогател — два, — Линда даже встрепенулась.

Понял, на кого она сейчас похожа! На Матильду, которая Леону представления разыгрывала, а тот не вдуплял.

Парень запереживал, что она ему сегодня не даст. Чувак, болтать надо осторожно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия