Лицей 2020. Четвертый выпуск

— Да, надо как-то закруглить эту красоту. Вообще я уже пятый раз циклю. Обожаю. Сегодня в одиночку буду, ты же пойдёшь дрыхнуть?..

Я поменял подсветку во встроенном шкафу в прихожей. Люблю икеевские диоды, три года служили, и, если бы сестра не укокошила две лампы вешалкой, ещё бы на три хватило. Честно говоря, я уже умотался и больше всего хотел расслабиться так же, как ребята.

Выпил немного настойки. Двадцать крепости не сильно бьёт, со льдом вообще как лимонад, а если перед этим хлорочки надышаться — ух!.. Линда отвлеклась на титрах и целовалась с ухажёром. Терпеть этого не могу. Я отставил бутылку, потому что вспомнил, как мне родаки наказывали.

Её нельзя ругать. Какой там! — лучше даже замечания не отпускать. Если что не нравится — через маму.

Где-то три года назад — или двадцать пять парней назад — она была на первом курсе, а я был совсем дурак. Застал её здесь с каким-то очкаром в балахоне «Гражданской обороны». Очкар был в стельку и втирал мне, что истинные анархисты не переводят часы на летнее время. У них вообще часов нет. А я был тоже пьян и ляпнул, чтоб сестра предохранялась, потому что племяшей-дебилов мне не надо.

Линда со мной полгода не разговаривала. Не утрирую.

Причина в том, что когда ей было семнадцать, она маялась болью в животе, и очень нескоро наши неспешные предки догадались сводить её к врачу. У сестры нашли кисту, тяжёлый случай. Удалили ей яичники. Линда лежала осень в городе. Осталась на второй год в одиннадцатом классе. Вот примерно тогда у неё забрало и упало. Конечно, она эту штуку со своим телом не заслужила. Нас природа просто так может ударить. Покруче Линьцзи. И что теперь? Надо работать с тем, что сохранилось.

Вот мозги у неё есть, но пока ничего путного не творит.

В ту самую беспросветную осень Линда была сама не своя. Мать уволилась, чтоб ухаживать. Я за три месяца пару раз побывал в детской Линды: когда надо было что-то тяжёлое принести или починить. Единственное время в жизни сестры, когда была чистота. Или пустота? Она выбросила свои детские игрушки. Среди них был шикарный советский набор, который переходил в семье от поколения к поколению: целлулоидные дочки-матери с пугающими пупсами, которые аж лоснились. Миниатюрные домики, коляски, погремушки. Линда маленькой им меняла одёжку, пыталась что-то кроить.

Выкинула к чёрту. Чистые полки.

Пока болела — полки обросли книгами. Дополнительный стеллаж собирал я, потому что читала она очень много.

Сначала была подростковая муйня вроде Паланика и два метра оранжевых книг «альтернативы», а потом: Сартр, Бодрийяр, Лакан, Бурдьё, Фуко — звучит, словно то не люди, а десерты высокой кухни. Потом выкинула их и влипла в Камиллу Палью. В этот период Линда объявила себя феминисткой, только особенной, воспевающей не феминизм жертвы, а феминизм удовольствия, «феминизм за, а не против».

Это всё, что я помню, потому что она чересчур умничала.

Книги она заказывала в Сети. Мне в её приобретениях больше нравился картон, в котором книги привозили. Кстати, о картоне: на лоджии скопилась упаковка, которую надо перебрать и выбросить, это раз, лоджию тоже вымыть, там искусственная трава на полу, её пылесос не берёт, это два. Я сходил за ведром, люблю металл, он чист, легко оттирается от грязи. Меня чаще всего металл и окружает, это у Линды всё — книжки, кожаные шмотки и вещицы, пластиковые гаджеты…

Как там в поговорке? Где хрупко — там и пачкается.

Я прошёл через гостиную и увидел на стене, как Вандербой препарирует бритоголового нацика в гараже.

— Ты глянь, глянь, — улыбаясь, сказала Линда.

Только радости в её оскале не бывало.

Трикстер пересаживал сибирскому нацисту сердце негра. Пациент не мог похвастаться координацией — раз, а также мечтал бить слэм-данк на баскетбольной площадке — два. Так вот, увы, мечты исполняются, только теперь парень заодно полюбил мешковатую одежду и хип-хоп.

— Это ох… — сказала Линда, — я люблю его.

— А меня? — приторно улыбнулся утырок, и хоть она положила руку ему на грудь, взгляд её так и прилип к стене.

Выключить бы…

Мне не нравилось, что провода пришлось пустить по потолку из-за проектора. Мало того, что торчало питание, так ещё и ветвились кабели на акустику. И это полбеды, ведь приходилось занавешивать днём окна. Часто менять ему лампы, ведь Линда постоянно что-то смотрит. Лучше уж телик; для проектора надо быть конченым киноманом.

В начале третьего сезона Вандербой вывел вирус, убивающий нечистых на руку чиновников. Тяжесть болезни зависела от суммы взятки. Потом он распиливал звёзд шоу-бизнеса, а на самом деле пилил вкусы толпы, и по отдельности эта дрянь была отвратительна, а в комплексе она становилась респектабельным и пошлым мероприятием вроде «Голубого огонька».