Вандербой был киллером, который давил тачкой своих жертв, потому что за наезд в суде дают куда меньший срок, чем за огнестрел. Вандербой запретил домогателям, оснащённым властью, иметь отношения с женщинами на стороне, и те хитрецы принимали образ быков, козлов или демонов, чтобы получить допуск к женскому ложу. (Линда заметила, что их решения «весьма древнеэллинские».) Чего только не сделаешь на измене!
Я опрокинул ещё по две. Ребристые стопки приятно холодили пальцы.
Затем принялся за ступени лестницы, ведущей на второй этаж.
Здесь был керамогранит. Штука основательная, мало вытереть тряпкой. Когда Линда тащила еду в спальню наверх, то всегда роняла бутеры с кремом или сёмгой, лила газировку, вообще она частенько липла к полу, хотя в том заключалась особенность её ног. Уняв уже своё чистоплюйство (я умаялся), запустил «ай-робота». Пусть второй этаж останется за машиной. Чёрт с ней, с влажной уборкой…
— …поиметь систему, — донеслось с дивана. — Именно такая фантазия даёт тебе возможность поиметь систему. Через грязь освободиться от оков…
— А смысл? — откликнулся я, возвращаясь в гостиную. — Поиметь — это злодейство. От злодейства не бывает проку.
Чуть было не продолжил: «От „поиметь“ не рождаются дети, а если и рождаются…» — но вовремя остановился: опасная зона.
— Это дело изгоев, — возразила Линда, — и я чувствую себя изгоем. От меня нет толку природе. Я не распространяю «эгоистичные гены». От меня не будет толку и рынку, потому что я не потребитель. В любой системе я буду выходить из строя, пусть даже для этого мне придётся разбивать и создавать свой образ заново.
— Сильно! — скривился парень. — Хочу залезть к тебе в голову, Лин. Сколько там интересного…
— Теперь я понял, почему ты отпускаешь всякие хулиганские выходки в магазинах, — прозрел я. — Хамишь людям и вообще ведёшь себя… асоциально, — вот, вспомнил слово. — Ты это сняла с экрана. Главное, ты же сама по себе не злая, Линда. В тебе злость пробуждает этот мультик. А точнее — в тебе пробуждает это информация. Отсеки поток, не подпитывайся, и ты же будешь сама собой.
Эк меня потянуло. Но я же прав?
Парень наморщил лоб, сестра фыркнула.
Я сполоснул рюмку после настойки, взялся за ром. Хотел добить остатки к приезду родителей. С утра воскресенья у них новая жизнь. Сколько сил было вложено в этот дом, и наконец-то долгожданный выход на пенсию у матери и ещё пара лет работы у отца. Ну, вздрогнули.
…А Линда говорила, что старпёрам тяжко взбираться на второй этаж, надо было дом меньше делать. Тут я с ней не согласен: большой дом — задел на будущее семьи, на вырост, солидная штука переходит по наследству, ремонтируется, достраивается и так далее, это раз, а намекать, что родакам трудно ходить, — это хамство, два.
Я закинул вещи в быструю стирку. Провёл пальцем по нержавейке смесителя и акриловой ванной. Ни пылинки. В армии ко мне по части порядка было не придраться.
Вот Линду надо бы в армию. Правильно у израильтян заведено: у баб есть строевая подготовка, годами спят с оружием под подушкой, охраняют склады боеприпасов по ночам. Всякая дурь из башки выходит. Настаёт реальное понимание, кто ты и где живёшь. Потому они и процветают. От любой беды уберегутся. Хотя — стоп — они же там и воюют постоянно?.. Тем не менее ручной труд и мозги приводит в порядок.
Чтобы умные вещи придумать, надо как следует попотеть телом.
Я о том попытался Линде сказать, но она шикнула.
Возиться начали где-то в полночь. Терпеть этого не могу.
После выпивки у меня сон прерывистый и чуткий. Старался не подслушивать, потому что ситуация стеснительная, максимально неудобная, как и всё, что касается родственников и их чужой жизни. Шумов было много, они накладывались, и сон, неутолимый, отрывочный, погрузил меня в неприятную картину, смешивая пережитое с какой-то чушью.
Не очень-то поймёшь, управляемый это был сон или нет. Я как будто сам его додумывал, основываясь на увиденном и услышанном за день. Ну, бывает, знаете.
Мама вот однажды, засыпая в кресле, слышала, что Линда говорит про собаку, хочет собаку, выбирает собаку, с питомцами не одиноко. А когда маму тихонько разбудили, у неё под веками всё собаки, собаки, она резковато глаза открыла и спросонья не поняла: «Выбрали сапоги? сапоги!..» И мы смеялись, как же это у человека в сонном мозгу сплелось, со-ба-ки да са-по-ги, а это мать утром набойку на сапоге правила в мастерской.
И у меня так.
Я лежал себе на боку, и сон растворял стену перед лицом, ту стену, за которой гостиная. Только я сверху смотрел. Растворялась стена легко, потому что я порядком насмотрелся в проектор, который легко ломал стены — раз, а во-вторых, я убил две ёмкости растворителя на жирный противень, это два. Любое объяснение сродни уборке.