Потому Михайло Китежанин был хмур, нелюдим и мрачен. Так дальше продолжаться не могло. Месть должна была свершиться, и свершиться как можно скорее. Нападение на шатер севасты он наметил на ночь, когда в лагере все уснут. Незамеченный дружинниками, Михаил отдалился от костровища и, стараясь не привлекать внимания, мерной поступью человека абсолютно спокойного и уверенного в том, что он делает, отправился в сторону шатра предательницы.
«Этой ночью решится все». Он поднял глаза к небу, точно спрашивая у звезд ответа на незаданный вопрос. В черном небосклоне, будто стрела, выпущенная из лунного полумесяца, висела пламенеющая далеким огнем летучая звезда. «Комета предвещает беду, – вспомнилось ему. – Кому предвещает она беду? – спросил он себя. И ответил сам же: – Конечно, Никотее. Кому ж еще!»
Он был совсем рядом с местом, когда в лагере вдруг завыли сигнальные рожки, с гиканьем и посвистом рванулись в сторону чернеющего вдали леса аланские всадники, служившие, как и сам он нынче, князю Мстиславу, а еще чуть позже отовсюду послышался гул ликования, точно после великой победы.
– Что произошло? – поинтересовался Аргир, на удачу, совсем рядом увидав давешнего знакомца-херсонита.
– Наши-то королевишну отбили тутошнюю, – радостно выдохнул тот. – Вон ее везут.
Михаил Аргир бросил взгляд туда, куда указывал гридень. У самой ограды виднелось несколько всадников. У некоторых из них за спиной маячили женские фигуры.
– То-то же! – невесть к чему весомо заметил новый знакомец, указывая перстом в небо.
«Что ж, это, может, даже и к лучшему, – подумал Аргир, – пусть радуются. Лучше времени не сыскать, чтобы навестить блистательную севасту».
Близ шатра он остановился, чтобы оглядеться и присмотреть возможные пути к отступлению. Казалось, никому не было до него дела. Он вслушался, стараясь понять, кто еще, кроме Никотеи и ее верной персиянки находится в шатре. Оттуда неслась гневная речь, Аргир напряг слух и с недоумением признал голос Никотеи. Она говорила по-ромейски, властно и жестко. Ничего в ней не было сейчас от того небесного ангела, каким он ее помнил.
– Так вот, Мафраз! – произносила севаста. – Я рисковала всем. Я последовала за этим неотесанным рутенским медведем на дно озера и далее на край света. Я терплю лишения, чтобы прибрать этого мужлана к рукам, и вот теперь откуда ни возьмись появляется дочь местного короля.
– Но, моя госпожа, это еще ничего не значит.
– Дочь короля не может ничего не значить! – отрезала Никотея. – Этот бородатый варвар шел сюда, чтобы отвоевать землю своей матери. Похоже, ему ворожат демоны. И скорее всего именно они преподнесли Мстиславу этакий подарок. Но я не желаю, чтоб кто-либо, будь то люди или демоны, мешали мне в задуманном деле. Ты поняла, Мафраз?
– Я поняла, моя госпожа.
– Тогда что ты стоишь? Ступай! Да позови мне стражу, я желаю засвидетельствовать почтение и сестринскую любовь этому порождению ехидны.
«Благодарю тебя, Господи, – перекрестился Михаил Аргир, – что ты отверз очи мои!»
Лис плеснул струю воды из кувшина в подставленные руки.
– Да ты, приятель, не волнуйся. Отмыть эти «синяки» ты счас не отмоешь, но они сами в несколько дней сойдут.
– А это? – Гринрой с укоризной показал на разбитые губы.
– Шрам на роже, шрам на роже – мужику всего дороже! – обнадежил его менестрель. – Опять же, если бы сэр рыцарь серьезно вложился, то, поверь мне на слово, сошел бы не след, сошел бы ты, буквально, в царство мрачного Аида.
– Вот спасибо! – хмыкнул Гринрой, плеская себе на лицо воду. – О! – Он остановился с очередной порцией воды в ладонях, сложенных лодочкой. – А это что за небесное видение?
В нескольких шагах от него в окружении десятка факельщиков к стоящему неподалеку шатру двигалась процессия, впереди которой, любезно переговариваясь на звучной латыни, шествовали вдовствующая императрица Матильда и девушка столь неземной красоты, что сердце останавливалось, не смея лишним стуком прервать счастливое видение.
– Это? Эт Никотея, племянница императора ромеев.
– Она невеста вашего принца? – не спуская глаз с красавицы, спросил Гринрой.
– Я думаю, в душе она уже его вдова.
– Не может быть!
– Поверь мне, приятель, на этом свете может быть много такого, чего не может быть в принципе. Эта девушка себе уже все решила. А уж как далеко зашла ее решимость, одному Богу известно.
– Ну, этого я сколько и о чем бы ни спрашивал, он всегда отмалчивается. А что она здесь делает?
– Берет себе в мужья Мстислава. Он, вишь, попытался от нее в Британию сдернуть, но это легче собаке от собственного хвоста убежать.
– Я вижу, ты ее недолюбливаешь.
– Приятель, здесь такая толпа желающих ее долюбить, шо я не протолкнусь.
– Похоже, моя госпожа другого мнения.
– Вот это меня и напрягает.
– Что? – переспросил Гринрой.
– Не суть важно. – Он протянул рыцарю Надкушенного Яблока кусок полотна, глядя, как скрываются за пологом шатра величественно-прекрасная Матильда и ослепительная Никотея.