Лицо врага: Окно первое (СИ)

— И правда, это слишком, — строго и осуждающе, хотя ничуть не виновато.

Вера и Юлий очень терпеливо дождались, пока я закончу читать, но высказались с поразительной точностью одновременно, даже разобрать было сложновато. Разве что Вера говорила спокойно и оттого медленно.

Я была не согласна скорее с Юлием, хотя всё же не смогла для себя определить, что на самом деле обо всём этом думаю.

— И стоило оно того?

Юлий моей отповедью ничуть смущён не был, он спокойно ответил:

— Стоило. Я решил, что нам стоит всё-таки рискнуть. Правда, я не знаю, как в имеющейся обстановке отправить ему послание…

— Вот с этого и надо было начинать! — Вера даже ногой топнула от возмущения. — Ладно, — сказала она, успокоившись. — Что мы сейчас делаем?

— Идём спать, — немедленно ответил Юлий. — Могу первым подежурить.

Несмотря на всю напряжённость ситуации, тайную службу в неимоверных количествах во всём окружающем пространстве, отсутствие нормального плана действий (разглагольствования Юлия не считаются) и все остальные неприятные вещи, которые пришли бы мне в голову, будь я чуть более в состоянии о них думать, не согласиться с Юлием я уже не могла. Хотелось, правда, скорее умереть на месте, но этот вариант был слишком уж контрпродуктивен.

— Я чур последняя. — Более бодрые Вера и Яня явно хотели не согласиться и красноречиво объяснить ему, в чём именно он не прав, но в результате просто не успели занять хорошее утреннее место.

Если, конечно, до утра мы доживём и даже сможем спокойно доспать. Но если не сможем, то мне дежурить тем более не придётся.

========== Глава девятая ==========

Я почему-то точно знала, что я сплю и мне снится сон. Так иногда бывает, и от этого, как по мне, спать становится только приятнее, так как даже если бред прекрасен, хорошо всё же знать, что он бред, а не реальность.

Я сидела в своём кабинете, пила чай и вместо работы любовалась рассветом в высокое окно, узорчатые створки которого были распахнуты настежь. Свежий ветерок, холодный, как и полагается в это время, но как раз от этого приятный и бодрящий, колыхал невесомые занавески и шелестел тетрадями, книгами и древними свитками на столе. Разве что птицы, столь привычные в рассветные часы тем, кто эти рассветные часы привык встречать неспящим, не пли и не перекликались, но оно и понятно — это место было так долго покрыто Злом и скверной, что всё живое, что живо по-настоящему, возвращалось сюда медленно и будто нехотя. Но возвращалось. Теперь здесь всё было так, как и должно было быть. Более того, этот уголок мира был так мало тронут людьми и их всё преображающими руками, что здешняя природа мне казалась красивейшей в стране. Рассвет в горах всегда был очень нежен и при этом красочен, особенно когда только начинался — помимо алых отблесков на снежных шапках, лучи также хаотично отражались от самых разных магических кристаллов, прямо-таки торчащих из тела вершин и от солнца золотисто блестевших там, где снег сходил на нет. Рассветы завораживали, были потрясающими, как по мне, одним из лучших божественных творений.

Даже несмотря на горечь утрат, я была счастлива осознавать, что была ближе к началу начал, куда ближе, чем абсолютное большинство существ, живущих в нашем мире. Что я была действительно близка, что радовала своим существованием, что помогла и помогала… наверное, божественная радость есть лучшее, что может привнести в этот мир человек. К тому же, пусть я и потеряла одну близкую подругу и более не смогу увидеть человеческую улыбку второй, я вновь обрела маму. Этого было достаточно для чего угодно.

Солнце взошло над горами, тихо провозглашая новый день, и, как ни жаль, надо было продолжить работу.

Кто-то должен был находить те дела тайной службы, которые она сохранила в тайне до конца дней своих последних сотрудников. А я всегда была достаточно любопытна, а со временем ещё и утратила любое смущение и отторжение при узнавании чужих секретов, ведь какая разница — Яня же тоже всё знала и знает? Поэтому работа эта идеально подходила мне, а я — работе. Только вот иногда это утомляло.

Как сейчас, например.

Тяжёлая книга в моих руках навевала только мысли о том, что точно так же, как она оттягивает мои руки, само моё тело притягивается к ровным поверхностям и положениям, как-нибудь подходящим для сна, и уж вчитываться в открытые страницы не хотелось абсолютно точно. Но надо было. Я постаралась.

Зарево за лесом не угасало всю ночь, иногда разрождаясь абсолютно бесшумными, но оттого не менее страшными алыми сполохами на всё небо. В деревне с вечера никто не спал и даже не пытался, даже детей под конец уже никто не успокаивал. Многие дрожащими руками начинали собирать пожитки, стараясь брать только самое необходимое и стеная по оставляемому, и намеревались уйти с рассветом. Куда — никто ни у кого не спрашивал. Все понимали, что спрашивать бесполезно. Остальные, спокойные, тихие, понимали ещё и другое: уходить бесполезно. Тоже. Неважно, куда, неважно, к кому, неважно, знаешь ли ты, куда тебе идти.

Эта беда из тех, что настигнут везде и всех.