Лицом к лицу

Минут через двадцать на конечной остановке увидела все тот же девятый автобус.

— «Сегодня совершенно не мой день!», — подумала я, забираяась в салон. Водитель закрыл двери и автобус отправился в город — с полчаса мы тряслись по узким дачным улочкам, потом выехали на асфальт, притормозили — и тут прямо перед моим носом возникла серая, вся облупившаяся вывеска — «Лавочки».

— «Столько времени потеряно, пусть будет еще одна, последняя попытка», — с этими мыслями опять вышла на дорогу. Как там Женька говорила? «Две улицы вниз и первая дача налево»? Ну пошли…

Первая дача налево оказалась симпатичным одноэтажным домиком в два окна. Сирень, калитка — и тут кто-то в белом метнулся от мангала к забору:

— Е… твою мать! Е… твою мать! — звонко орало это создание на весь дачный массив, швыряя в кусты дымящуюся сковороду с горелым мясом…

— «А с виду такакя приличная дамочка», — с облегчением подумала я, толкая калитку:

— Женька! Чего хватаешь горячую сковородку голыми руками?..

Да я и не о Женьке. Самое главное — со мной были мои дети. Отдельные моменты их детства стоят перед глазами, так, как будто это было только вчера.

Вот трехлетняя Ирочка скачет под окном прямо по клумбе с цветами. Соседи, посадившие эти цветочки, возмущены. Одна из бабушек бежит накляузничать на девочку:

— А ваша Ира….

Я тут же бросаюсь на улицу призвать ребенка к порядку, но по пути натыкаюсь на соседку Галину. В гневе объясняю, зачем бегу. На что та реагирует совсем странным, на мой взгляд, образом:

— Ты в своем уме? Да и хрен с ними, с ихними цветочками! Дочь-то твоя, кто же еще за девочку заступится? Ты пока у неё единственная защитница! А этим бабкам только дай волю. Мамашка, ты потеряла ориентацию в пространстве?

Отличный урок любви к собственным детям! В тот момент я поняла: своих детей никому и никогда обижать не позволю — если что — разберусь с ними сама.

А вот мы с Ромочкой едем на трамвае с рынка. Сидим на первом месте, напротив — пожилая женщина с большой сумкой. Ребенок весело распевает песенку и, болтая ногами, задевает ее юбку.

— Рома, сейчас же прекрати! Видишь — тетеньку пачкаешь! — одёргиваю мальчонку. А женщина почему — то с болью смотрит на нас:

— Деточка, люби своего сыночка, пока он маленький да с тобой рядом. Любуйся на него, целуй, обнимай, балуй, как только можешь. Время пролетит — не оглянешься. Наш-то вырос, забрали в армию и услали куда-то. Мы даже не знаем куда — пропал внучек, вот уже два года ни слуху, ни духу, мать все глаза выплакала! — засекреченная военная операция Советских войск в Афганистане была в самом разгаре.

В том трамвае я отчетливо осознала и другое — мой сын никогда не пойдет в армию.

Эта пожилая женщина положила еще один кирпич в мою любовь к детям — порой этому учили совершенно незнакомые люди.

Бессильной перед детками никогда не была, могла заставить их слушаться не только слова, а просто взгляда, у нас даже игра была такая:

— Отгадай, что я хочу тебе сказать? По моим глазам отгадай! — говорю я, сердито глядя на ребенока.

— Ты хочешь сказать: «Не балуйся», — звонко орет догадливый сыночек.

А фраза «голова дана человеку для того, чтобы ею думать, а не только носить шляпу» повторялась детям много раз и по всякому поводу.

— Мама! — истошный вопль сына заставляет бросить все и нестись на выручку. Забежав в комнату, застаю такую картину: Ира, зажав пятилетнего Ромку в угол, целует его в щечки, голову, а он орет:

— Мама! Она меня целует!.. — и, поискав нужное слово, добавляет: — Беспощадно!

Маленький Рома лежит в постели — вроде засыпает. Ира стоит в коридоре у его комнаты и давится от смеха, прислушиваясь. Присоединяюсь к ней.

— Матное слово — плохое слово! — четко произносит ребенок. И неожиданно с воодушевлением добавляет:

— Я тебя убью! Матным словом!

Иногда, видя в городе маленьких, чумазых — сколько не отмывай — не помогает — мальчишек, с нежностью вспоминаю своего сынишку.

«Банда» второклашек — четверых задиристых пацанят, появившемуся в их поле зрения первоклашке заявили конкретно:

— Крути педали, пока не дали!

Но наглый первачок не оробел, а построив противника в ряд, сказал:

— Стойте, не шевелитесь! — и стал дубасить всех по очереди.

Отлупив Стасика, взялся за Ромку, потом настал черед Санька и, наконец, Андрея — те стояли не шевелясь. Посчитав миссию законченной, первачок отряхнул руки:

— Ну, все, пока, «крути педали»!

— Почему вы стояли столбами? — отмывала я побитую рожицу Ромки, — ведь вас было четверо, вы могли запросто справиться с наглецом!

— Мама, ну как ты не понимаешь, он же сказал: «не шевелитесь!» — мы и не шевелились.

Вот ведь как велика сила слова!

Очень нравится ответ детей на вопрос:

— Кто разлил чернила на ковер?

— Никто! — честные, ясные, не умеющие врать глаза. Рожицы недоумевающие, типа «как можно думать на нас»!

Сижу и думаю — чернила сами разлились, что ли? Вот пришел в комнату пузырек — ножками пришел, и вылился на ковер. А детки теперь отвечать должны!

В тот день сын пришел из школы в расстроенных чувствах: