Лицом к лицу

Отец же хорошенькой француженки, игравший в оркестре на виолончели, каждый раз, когда дочь его получала от штаб-ротмистра подарки, начинал еще усерднее водить смычком. Лицо старика озарялось блаженной улыбкой, и он уже не сетовал на судьбу за то, что ему, некогда известному профессору музыки, приходилось теперь скитаться по ресторанам, испытывать унижение, подбирая деньги, которые ему швыряли прямо в лицо всякие проходимцы и спекулянты, наглые, бездушные, ничего не понимавшие в музыке люди. Меньше жаловался теперь на свою судьбу и немец-гармонист Эдуард Дик. Он свистел, как соловей, и каждый раз встречал Абхазава маршем 12-го уланского полка, который разучил специально для почетного гостя.

Все официанты хорошо знали и неразлучного друга Абхазава ротмистра Эхвая. Отец ротмистра содержал буфет на одной из железнодорожных станций. Официанты дивились, как это сын буфетчика заслужил такую высокую награду, как георгиевский крест. Увидев же боевые награды, украшавшие грудь Абхазава, они пришли в восторг.

— Молодец Абхазава! — говорили молодые официанты. — Одним ударом сабли рассекает всадника вместе с конем. Пулю в пулю всаживает! А пьет как! А деньги как тратит! И тут никому спуску не дает!

Абхазава кутил почти ежедневно. Однако ни один счет им не оплачивался. Он был почетным жильцом гостиницы и желанным гостем в ресторане.

3

5 января 1918 года командир бронепоезда поручик Андгуладзе прибыл в Тифлис. Поставив бронепоезд в тупик, он отправился к штаб-ротмистру Абхазава.

Поручик Андгуладзе, человек невысокого роста, степенный, отличался миролюбивым характером.

Теперь ему совместно с штаб-ротмистром Абхазава поручалось разоружить эшелоны, следовавшие из Карса в сторону Баку. Зная заносчивый и вспыльчивый характер Абхазава, прибегавшего без крайней надобности к оружию, и худую славу, которой пользовался набранный им так называемый «партизанский отряд», поручик беспокоился за исход операции.

Андгуладзе постучал в дверь номера, занятого Абхазава. Доносившиеся из комнаты звон шпор и посвистывание прекратились.

— Да… Кто там? Войдите! — раздался грубый, неприветливый голос.

Андгуладзе вошел.

Абхазава, пьянствовавший всю ночь, только что умылся и сейчас стоял перед зеркалом. В кресле развалился ротмистр Эхвая. Фуражка съехала у него на затылок. Небрежно вытянув ноги в ярко начищенных сапогах, он насвистывал мотив, засевший в голове после ночной попойки. Не изменяя позы и продолжая насвистывать, Эхвая в ответ на приветствие поручика небрежно приложил руку к козырьку.

Увидев в зеркале гостя, Абхазава повернулся к нему:

— А-а, здравствуй, броневой!..

У Абхазава еще не прошел пьяный угар. Лицо у него было в красных пятнах, под мутными глазами образовались мешки.

— Когда приехал? Что нового? Где бронепоезд?.. — закидал он вопросами Андгуладзе, точно выпускал, пулю за пулей из парабеллума.

— Я пришел к тебе, Евгений, по делу, — сказал Андгуладзе.

— По какому?

Абхазава подбоченился и расправил плечи.

— Ты, должно быть, знаешь, что требование эшелонов, стоявших на триста третьей версте, правительство удовлетворило и они уже отправились в сторону Баку. Сейчас с фронта подошли новые эшелоны. Они стали у Пойлинского моста и грозят двинуться к Тифлису. Ты со своим отрядом прикомандирован ко мне. Завтра утром мы должны выехать, чтобы разоружить эти эшелоны.

— Я к тебе прикомандирован или ты ко мне? — насмешливо спросил Абхазава.

— Вот на, прочти приказ Ноя Рамишвили, — ответил Андгуладзе, доставая из кармана бумагу.

Абхазава вырвал у него приказ и стал читать.

Андгуладзе в это время оглядывал комнату. На столе лежали парабеллум, сабля, фуражка, полевая сумка, бонбоньерка с несколькими шоколадными конфетами, стояли бутылки из-под шампанского и высокие хрустальные бокалы. В воздухе запах духов, пудры, табачного дыма, вина… Неубранная скомканная постель дополняла картину беспорядка, царившего в комнате.

Приказ пришелся Абхазава не по душе.

— Этот приказ уже отменен, — отчеканил он.

— Как отменен?..

— Так. У нас есть другое предписание.

Подмигнув Эхвая, Абхазава сложил бумажку вчетверо и сунул ее двумя пальцами обратно в карман Андгуладзе.

4

На рассвете шестого января отряд Абхазава из шестидесяти человек погрузился на бронепоезд, стоявший возле арсенала. Команда бронепоезда насчитывала тридцать солдат.

Утро было пасмурное и холодное. Город еще спал. Вокруг стояла тишина. Не спали только правители Закавказья, обеспокоенные тем, что эшелоны, подошедшие к Пойлинскому мосту, могут выгрузиться и двинуться походным порядком к Тифлису.

Из дворца вышел председатель военной секции национального совета Ной Рамишвили, всю ночь разрабатывавший с генералами план обороны города. Лицо у него было желтое, усталое, под глазами темнели синие круги.

Подняв воротник пальто, надвинув на лоб каракулевую шапку, Рамишвили заложил руки в карманы и быстрым шагом пересек проспект. Когда он поравнялся с Кашветской церковью, со стороны арсенала раздался протяжный паровозный гудок.

Бронепоезд, стоявший на железнодорожном пути перед арсеналом, отправился по приказу Рамишвили разоружать эшелоны.