Лицом к лицу

Выбрасывая клубы черного дыма, которые ветер рвал и рассеивал, смешивая с серыми зимними облаками, паровоз тянул тяжелые, закованные в броню вагоны к станции Навтлуг.

Пройдя еще немного, Рамишвили остановился у дома, в котором помещался штаб Грузинского корпуса, и открыл входную дверь.

Когда бронепоезд подошел к Навтлугу, здесь стоял уже один из эшелонов, направлявшихся с Кавказского фронта на Северный Кавказ. Солдаты в тесно набитых теплушках еще спали. Только кое-где из окон высовывались головы. Несколько человек, наспех одевшись, с чайниками в руках, бегали по перрону. Группа солдат остановилась у бронепоезда. Они осматривали броню, прикрывавшую колеса вагонов, заглядывали в бойницы, улыбались, спорили:

— Такую броню пуля не пробьет!

— Пуля? Нет.

— А снаряд?

— Снаряд может… Да попробуй, попади на полном ходу!

— На полном ходу? И на полном попадают!

Солдаты не догадывались, с какой целью бронепоезд направлялся на Бакинскую линию.

Абхазава счел нецелесообразным разоружать этот эшелон под самым Тифлисом и двинул бронепоезд дальше, на триста третью версту. Но, не задержавшись там, остановился только на станции Караязы.

Соскочив на перрон, щеголяя своей безукоризненно сшитой черкеской, штаб-ротмистр гибкой походкой направился к станционному зданию. В черкесках был и весь его отряд. Милиционеры, находившиеся на перроне, вытягивались во фронт и отдавали офицеру честь. Здесь, как и всюду, Абхазава привлекал к себе общее внимание. «Вот это да! Орденов-то сколько! Герой!» — перешептывались станционные служащие.

Абхазава служил когда-то в Азербайджане. Там у него было много знакомых и друзей, в том числе командир Дикой дивизии грузинский князь полковник Магалов и доктор Рафибеков, ставший председателем Азербайджанского национального совета, в подчинении которого находились мусульманские вооруженные отряды. После установления советской власти в Баку Магалов и Рафибеков вместе с другими контрреволюционерами обосновались в Елизаветполе.

Абхазава и Андгуладзе сидели в конторе начальника станции Караязы Павлова, толстого человека с маленькими серыми глазами. Они объясняли ему, что бронепоезд прибыл в Караязы и пойдет дальше, чтобы навести порядок на Бакинской линии.

Павлов, заикаясь, докладывал:

— Банды мусульман по всему пути совершают нападения на поезда и грабят возвращающихся с фронта солдат. Ясно, что они не хотят ехать без оружия…

В окна и двери конторы заглядывали вооруженные берданками и турецкими карабинами люди в мохнатых папахах из отряда Мамеда Визирова, находившегося вместе с Абхазава и Андгуладзе в конторе начальника станции.

Заявление Павлова, называвшего мусульман грабителями и бандитами, Визирову не понравилось. Он злобно взглянул на начальника станции, но Абхазава поспешил переменить разговор:

— Солдаты эшелона, который прибудет сейчас из Кахетии, отказались выполнять приказ командующего Кавказской армией о сдаче оружия. Все это дезертиры, не желающие знать никакой власти, не подчиняющиеся никаким приказам. Этот эшелон мы разоружим здесь, в Караязах. Помните, — строго обратился он к Павлову, — что все наши приказы должны выполняться точно и беспрекословно.

Струсивший Павлов ничего не мог ответить. Он снял с головы красную фуражку и озадаченно стал тереть вспотевший лоб.

Абхазава подошел к телеграфному аппарату и сообщил в Елизаветполь, полковнику Магалову и доктору Рафибекову, о предполагающемся разоружении эшелона. Те обещали ему помочь.

Спустя некоторое время станционный колокол известил о выходе поезда с соседней станции. С находящегося невдалеке замерзшего озера с криком поднялись стаи диких уток и гусей.

Андгуладзе приказал солдатам своего отряда разместиться по вагонам, а машинисту — подать поезд вперед и преградить путь эшелону.

Милиционеры разогнали людей, толпившихся на станции. На опустевшем перроне остался только один Абхазава. Он глядел вдаль, на железнодорожное полотно. Дул холодный зимний ветер. Полы черкески штаб-ротмистра развевались, точно крылья коршуна.

Ровно в одиннадцать часов послышался свисток, и через несколько минут черный, закопченный паровоз, тяжело дыша, подтянул к перрону длинный воинский состав. Начальник станции дрожащей рукой принял на ходу от машиниста жезл. Лязгнули тарелки буферов, и поезд остановился. Из товарных вагонов послышалось пение, смех, звуки гармоники.

— «Ка-ра-я-зы», — читали по слогам солдаты название станции.

— Маленькая, — протянул разочарованно кто-то, — должно быть, и буфета нет…

Люди, словно муравьи, усыпали перрон. Они окликали друг друга, торопясь в зал, где буфет все-таки оказался…

Словно осенние листья, сыпались на стойку керенки. Буфетчик и его подручные работали быстро, загребали деньги, освобождая от них солдатские карманы.

Солдаты заполнили всю станцию. Воздух пропитался запахом махорки и юхтовых сапог.

Большая толпа обступила бронепоезд. Добродушно улыбаясь, солдаты заглядывали в узкие бойницы и под приподнятые щиты, но оттуда на них недружелюбно глядели из-под мохнатых папах головорезы Абхазава.