Он считал себя и философом, и поэтом, и беллетристом, и тонким знатоком живописи. Помещал в журналах статьи о творчестве художников, но все его суждения были совершенно неверны. Картины талантливых мастеров им браковались, а посредственные объявлялись шедеврами.
Хотя Платон много читал и обладал достаточным запасом знаний, собственного мировоззрения и определенных эстетических взглядов у него не было. Он умел ловко оперировать чужими словами и мыслями с таким апломбом, что даже знающие его люди принимали все это за чистую монету.
Мания величия стала его органическим состоянием. Вот и сейчас он сидит в кресле, надменный и самовлюбленный. Черные волосы, зачесанные с затылка наперед и лежащие на квадратном, как у Бодлера, черепе, блестят от бриолина. Время от времени он поправляет элегантным движением пальцев свою мудреную прическу. Фрак, брюки и белый галстук тщательно разглажены, так же как все его мысли, каждая изрекаемая им фраза. Казалось, манекен из магазина готового платья выбил носком лакированной туфли витрину, выскочил на проспект, пустился вскачь, ворвался в гостиную и, опустившись в кресло, неподвижно застыл в нем.
Нино и Корнелий вернулись в зал и направились к роялю.
Платон проводил девушку вожделеющим взглядом.
Нино села за рояль. Наступила тишина. И вдруг зал наполнился нежно сотканными лирическими звуками «Фантазии» Шумана.
Сараджишвили сидел с закрытыми глазами. Потом широко открыл их и одобрительно взглянул на Нино.
Платон совершенно не понимал шумановской «Фантазии», но лицо его принимало все более серьезное и сосредоточенное выражение. Оно стало каким-то напряженным, глаза устремились в потолок.
Но скоро эта напряженность утомила Платона. Он уже не слушал музыки, а только следил за пальцами Нино, бегавшими по клавишам, и думал: «Кому нужны все эти Бетховены, Шуманы, Шопены, Моцарты, музыка которых дается с таким трудом и мучениями!»
Нино закончила первую часть «Фантазии» — «Руины» — и перешла ко второй — «Триумфальная арка». Впереди была еще самая сложная, третья часть — «Звездный венец».
Творчество Шумана, одного из величайших композиторов, отличается сложной психологией и лиричностью. Его монументальная «Фантазия C-dur» является замечательным образцом произведения большой музыкальной формы. «Фантазии» предпослан эпиграф Шлегеля:
«Сквозь всю пестроту земных звуков пробивается таинственный тихий тон, доступный лишь чуткому уху».
Шуман писал свою «Фантазию» под впечатлением любви к пианистке Кларе Вик, ставшей впоследствии его женой. Она действительно могла расслышать «таинственный тихий тон» в пестрой ткани музыкальных образов.
«Фантазия» пронизана духом романтики XIX века. Глубокая философская идея этого произведения сочетается с не менее глубокой лирикой.
В «Фантазию» Шуман вложил весь трагизм, всю глубину своих душевных переживаний, и, конечно, понять творение со столь сложной концепцией и композицией, постичь его и передать было не под силу ни молодой исполнительнице, ни ее слушателям, ни даже самому музыкальному из них — Вано Сараджишвили.
Когда умолкли последние звуки «Фантазии» и в зале раздались аплодисменты, Платон вскочил, бросился к Нино и поцеловал ей руку.
— Гениально! Что за девушка! — восклицал он восторженно. — Вы, Нино, не только художник, вы художник-творец! Я объехал всю Европу, я слушал мировых виртуозов, но такую сугубо своеобразную, я бы сказал — неповторимую, интерпретацию шумановского шедевра мне приходится слышать впервые! Ваш успех я приписываю вашей глубочайшей интуиции, вашему божественному вдохновению. Я утверждаю, — уже кричал он, — что ваша интерпретация гениального шумановского творения объясняется только тем вторично-творческим синтезом, который так ярко характеризует вас!
Эстатэ и Вардо таяли от удовольствия. Но Антон Вахек недоумевал, чем, собственно, был вызван такой безудержный восторг Платона. Вахек был неплохим знатоком музыки. Он учился в Праге и Вене и великолепно играл на скрипке. «Зачем понадобилось ему чрезмерной похвалой сбивать с толку молодую пианистку?» — думал он.
Сараджишвили дал Нино несколько деловых советов, касавшихся исполнения преимущественно тех мест «Фантазии», которые носят сказочно-повествовательный и триумфально-торжественный характер, и высказал свое мнение относительно передачи заключительной части с ее лирической глубиной и остротой драматических переживаний.
— Я еще полнее выскажу вам свой восторг, — пообещал имениннице Платон, — когда полной чашей буду пить за ваше здоровье.
— И это будет скоро, — шутливо добавил поэт Ахвледиани.
Дверь в столовую была открыта. При ярком свете люстры торжественно выглядел именинный стол, на котором всеми цветами радуги переливался хрусталь и сверкало серебро. Рядом с фарфоровыми тарелками были разложены серебряные ножи и вилки, белоснежные салфетки с вензелями, вдетые в кольца.