Заходил Каверин. В хорошем настроении. «Как вы?» – спросил я его. «Хорошо. Написал письмо в “Литературку”, в котором пишу, что меня оболгали, и о том, что я не имею никакого отношения к зарубежным передачам». – «Не напечатают». – «Наверно. Но я написал». Потом стал говорить, что вовсю работает над романом и скоро кончит его. Ему кажется, что роман получается. Вот он мне нравится. Если бы хоть у каждого десятого интеллигента была такая бодрость и ясность духа. А то ведь…[295]
Николай Каверин:
…Он чувствовал себя счастливым только тогда, когда у него хорошо шла работа[296]
.Нравственное устройство личности Каверина было таково, что уважение к собственному таланту естественным образом переливалось у него в искреннее и трогательное восхищение писательским даром современников. Не в последнюю очередь именно внятное и честное представление Каверина о подлинной иерархии советской литературы, очень мало совпадавшее с официальной версией, заставляло автора «Двух капитанов» смело отстаи вать права своих живых и мертвых собратьев по цеху. «Порядочность не позволяла ему трусить»[297]
. Среди тех, о ком и о чьем литературном наследии Каверин хлопотал, – Михаил Булгаков и Леонид Добычин, Лев Лунц и Николай Заболоцкий, Александр Солженицын и Михаил Зощенко…Одно имя должно быть выделено даже и в этом славном ряду: имя Юрия Николаевича Тынянова, без преувеличения, формовщика каверинской писательской стратегии, его литературных вкусов и заветных жизненных правил. «Институт приучил меня к дисциплине, к работе неустанной, ежедневной, трудной <…> А дома меня ждал второй университет – Юрий Тынянов», – вспоминал сам писатель[298]
. Пародийно-заостренно преданность Каверина своему наставнику описала язвительная Лидия Гинзбург: «Если Тынянов сказал какому-нибудь человеку грубость, то Каверин после того этому человеку не кланяется»[299].В 1922 году Каверин женился на сестре Тынянова Лидии (1902–1984), ставшей впоследствии прозаиком, автором исторических повестей и романов.
Много сделал Каверин и для замечательного драматурга Евгения Шварца, который в дневнике, заполнявшемся в феврале 1953 года и в сентябре 1955 года (каковы даты!), составил исключительно выразительный словесный портрет своего друга. Приведем здесь обширную сборную цитату из этого дневника, а потом попытаемся соотнести ее с самоощущением самого Каверина как автора «Эпилога».