Литургия красоты. Стихийные гимны

Горные замки из чистого льда,

Воспоминаньем они называются,—

Но не тревожь их мечтой никогда.

Некогда жившие, страстно любившие,

Вставшие светлой немой чередой,

Воспоминанья кристаллы застывшие,—

Но не буди их тревожной мечтой.

Воспоминанья граничат с раскаяньем,

Только их тронет горячим лучом,

Льды разомкнутся, смягченные таяньем,—

Снежные глыбы польются ручьем.

Белые хлопья, потоками мутными,

Жадные, падают вниз с высоты,

С комьями грязи несутся попутными,—

Воспоминание, это ли ты?

Где же все чистое? Где все невинное?

Храмы и замки из снега и льда?

Воспоминания — тяжесть лавинная,—

О, не тревожь их мечтой никогда!

ГЕНИЙ МГНОВЕНЬЯ

Ко мне приходят юноши порой.

Я их пленяю ласковой игрой

Моих стихов, как флейта, лунно-нежных,

Загадкой глаз, из мира снов безбрежных.

Душа к душе, мы грезим, мы поем.

О, юноши, еще вы чужды грязи,

Которую мы буднями зовем.

Ваш ум — в мечте опаловой, в алмазе,

В кораллах губ, сомкнутых сладким сном.

Но вы ко мне приходите наивно,

Моя мечта лишь призрачно-призывна.

Зову, нo сам не знаю никогда,

В чем свет, мой свет, и он влечет — куда.

Но я таков, я с миром сказок слитен,

Как снег жесток,— как иней, беззащитен.

ЧИТАТЕЛЬ ДУШ

Читатель душ людских, скажи нам, что прочел ты?

Страницы Юности? Поэмы Красоты?

— О, нет, затасканы, истерты, темны, желты

В томах людской души несчетные листы.

Я долго их читал, и в разные наречья

Упорно проникал внимательной мечтой,

Все думал в их строках нежданность подстеречь я,

Искал я тайны тайн за каждою чертой.

Я родился чтецом, и призрачные строки

Полуослепший взор волнуют, как всегда,

Я жажду островов, ищу, люблю намеки,

Их мало, и горька в морях души вода.

За днями странствия, усталый, истомленный,

В книгохранилище случайное зайду,

Перед чужой душой встаю, как дух бессонный,

И укоризненно беседы с ней веду.

Зачем так бледны вы, несмелые стремленья?

Зачем так гордости в вас мало, сны людей?

Я иногда хочу, вам всем, уничтоженья,

Во имя свежести нетронутых полей.

Не потому ль, храня незримую обиду,

Природа вольная замыслила потоп,

Прияла гневный лик, и стерла Атлантиду,

Чтоб все повторности нашли свой верный гроб?

Нам быстрый час грозит. Есть мера повторенья.

Природа стережет, и утра ждет от нас.

Сожжемте ж прошлое, сплетем в венок мгновенья,

Начнем свою Весну, скорей, теперь, сейчас!

ЗАМОК

Глубокие рвы. Подъемные мосты.

Высокие стены с тяжелыми воротами,

Мрачные покои, где сыро и темно.

Высокие залы, где гулки так шаги.

Стены с портретами предков неприветных.

Пальцы, чтоб ткань все ту же вышивать.

Узкие окна. Внизу — подземелья.

Зубчатые башни, их серый цвет.

Серый их цвет, тяжелые громады.

Что тут делать? Сегодня — как вчера.

Что тут делать? Завтра — как сегодня.

Что тут делать? Завтра — как вчера.

Только и слышишь, как воет ветер.

Только и помнишь, как ноет сердце.

Только взойдешь на вершину башни.

Смотришь на дальнюю даль горизонта.

Там, далеко, страны другие.

Здесь все те же леса и равнины.

Там, далеко, новое что-то.

Здесь все те же долины и горы.

Замок, замок, открой мне ворота —

Сердце больше не может так жить.

ЖЕЛЕЗНЫЙ ШАР

Не говори мне — Шар Земной, скажи точнее — Шар

                                         Железный,

И я навеки излечусь от боли сердца бесполезной,

Да, Шар Железный, с круговым колодцем

                                    скрытого огня,

И легким слоем верховым земли с полями ячменя.

С полями ржи, с лугами трав, с зелеными

                                     коврами леса,

С громадой гор, где между скал недвижных туч

                                     висит завеса,

И с этой плесенью людской, где ярче всех — кто

                                      всех старей,

Кто мозг свой жадный расцветил насчет умов

                                     других людей.

Я только должен твердо знать, что жесток этот

                                     Шар Железный.

И пусть, и пусть. Зачем же грусть? Мы с ним

                          летим воздушной бездной.

Зачем же мягким буду я в железный, в жесткий

                                         этот век?

Я меч беру — и я плыву — до устья

                                пышных — пышных рек.

ПРИМЕТА

Только ты в мой ум проник,

В замок, спрятанный за рвами.

Ты увидел тайный лик,

С зачарованными снами.

Что нам этот бледный мир?

Есть с тобой у нас примета:

В каждом схимнике — вампир,

В каждом дьяволе — комета.

Только ты поймешь меня.

Только ты. На что мне люди!

Мы — от Духа и Огня,

Мы с тобой — чудо в Чуде.

ЗМЕЯ

Постои. Мне кажется, что я о чем-то позабыл.

Чей странный вскрик: «Змея! Змея!» — чей это

                                 возглас был?

О том я в сказке ли читал? Иль сам сказал

                                        кому?

Или услышал от кого? Не знаю, не пойму.

Но в этот самый беглый миг я вспомнил вдруг

                                       опять,

Как сладко телом к телу льнуть, как радостно

                                      обнять,

И как в глаза идет огонь зеленых женских глаз,

И как возможно в Вечный Круг сковать единый

                                          час.

О, в этот миг, когда ты мне шепнула: «Милый

                                        мой!»—

Я вдруг почувствовал, что вновь я схвачен

                                властной Тьмой,

Что звезды к звездам в Небесах стремительно

                                         текут,

Но вес созвездья сплетены в один гигантский жгут.

И в этот жгут спешат, бегут несчетности людей,

Снаружи он блестящ и тверд, но в полости своей,

Во впалой сфере жадных звезд сокрыта топь болот,

И кто войдет, о, кто войдет,— навек с ним

                                      кончен счет.

Безумный сон. Правдив ли он иль ложен,—как

                                        мне знать?

Но только вдруг я ощутил, что страшно мне обнять,

И я люблю — и я хочу — и я шепчу: «Моя!»

Но молча в памяти моей звенит: «Змея! Змея!»

ГРАНИЦЫ

Я задыхался много раз,

В глубокой тьме, и в поздний час,