Люби СИ)

Еще во сне где-то под ребрами возникла сладкая дрожь, словно марево, дрожащее над водой в летний полдень. Девушка выгнула поясницу, вжимаясь ягодицами в постель, напрягая их - со всей силой, на которую были способны ее мышцы всадницы. Ритмично напрягая… и расслабляя.

И снова. И еще.

По рукам и ногам пробегали кольца жара и холода; тянуло пах, тянуло низ живота. Ветка узнала ощущения, но представить не могла, что они могут быть такими властными. Такими… сумасшедшими, заставляющими терять голову - и терять собственное тело в душистой, свежей постели.

Грудь налилась, соски встали торчком - Ветка неуверенно провела по ним пальцами. Оказалось - почти больно. Еще… по животу, самыми кончиками - вокруг пупка; ниже… Застонала в голос, прогнулась, опираясь на плечи и ягодицы; снова опустила руку… изучила себя, тревожась… Ветка и раньше иногда это делала - получив какое-то впечатление от рассказа случайной подруги, от эпизода в книге или в кино, но ощущения и на десятую часть не догоняли нынешние.

В Эреборе снились королевские сны.

Девушка свободно раскинула ноги, и, искоса вглядываясь в тусклое отражение в металлическом зеркале, ласкала себя. Поднимала таз и тихо стонала, облизывая пальцы другой руки, проводя по губам, по груди, разминая и пощипывая соски. Фейерверки в голове и жар, бегущий по телу, мешали представить кого-то одного… и все же… все же… разве так можно?.. словно украла чужой, не принадлежащий ей образ, не принадлежащего ей мужчину, и каким-то образом оскорбила его… разве так можно?.. и все же…

Ветка свилась в клубок… Затем вытянулась, вскрикнув и ахнув, и как будто упала, сбросив напряжение, коротко и резко дыша.

Этого было явно недостаточно для такого могучего ощущения, но это была разрядка.

Уже можно было начать думать головой, приходить в себя.

И первое, что подумала девушка, воспитанная в тонкостенной хрущовке, что за дверью, за стенами может кто-то быть, а она, кажется, пыхтела. Свернулась эмбрионом от чувства неловкости, поджав колени к груди…

Так больше не может продолжаться. Она не должна бегать кругами. Ей надо в Сумеречье.

Пир! Помолвка Фили!

Как там говорится? Нам бы только ночь простоять, да день продержаться? Да, и еще одну ночь. И на рассвете. Наутро после пира и помолвки. Сразу же. Выезжать.

Собраться. Прямо сейчас.

Следить за собой. Показать, на что способна.

***

Мэглин, устало подремывающий в кресле у двери, проснулся. Поднял голову.

По галерее быстрым шагом приближался Торин.

Повинуясь интуиции, Мэглин встал спиной к двери комнаты, и, когда лопатки лаиквенди приблизились к толстому, окрепшему за столетия до твердости металла дереву, уши его насторожились, а зрачки расширились. Рука легла на рукоять меча.

Торин подошел и сказал хмуро:

- Пропусти, буду звать на ужин.

- Самолично, король-под-горой? Великая честь, - тонкие ноздри лесного эльфа дрожали. Торин уставился чуть недоуменно и ощутил, как жар ударил по щекам. Нандо встал тверже, чуть расставив ноги.

- Отойди с дороги!

- Я передам, что пора… просыпаться. Ольва отдыхает.

- Да что ты себе позволяешь? - загрохотал голос узбада. - А ну прочь от двери, эльф!

На перекаты королевского рыка издалека заторопилась пара гномов. Откуда-то снизу спешили по широкой лестнице Лантир и Тенгель.

- Я не пропущу тебя, король. Ольва отдыхает.

Торин сам не помнил, как в его руке оказался Оркрист; наглый эльф отбил атаку и изготовился к более серьезной схватке.

- А ну прочь! Я владыка в Эреборе! Никто не смеет мне! Противиться! Моей воле!

Клинки скрестились раз, другой; рукав Мэглина окрасился красным, но эльф словно прирос спиной к дубу.

- Ты не войдешь сейчас! Я отступлю, когда она проснется!

- Прочь!

Подбежавший Тенгель сам не понял, отчего и он вошел в раж; меч словно выпорхнул из ножен.

- Король велит тебе отойти! Ты, видно, не слышишь, что тебе говорят, остроухий!

Лантир сверкающей черной змеей скользнул к Мэглину - плечом к плечу - и бросил на синдарине:

- Что ты делаешь?..

- Храню ее для Владыки…

- Эру! - Уши Лантира также насторожилось, и красавец выхватил меч, но левую руку поднял в умоляющем жесте. - Король, совсем немного времени…

- Балрог тебя побери!

- Эльфы, вам лучше отступить!

- Гномы, ко мне!

Четверо мужчин сошлись в необъяснимой схватке; к Торину на помощь бежали гномы. Однако оказалось - и не на помощь вовсе; явившийся Двалин схватил своего короля за плечи:

- Торин! Что ты!..

А с другой стороны от самой стены метнулся силуэт в потертой невзрачной замше и плаще золотых волос.

Глорфиндейл простер руку и заговорил на синдарине - нараспев; его мощный голос, слишком тяжелый для тонкой высокой фигуры, разлился по галерее.

И словно что-то темное скользнуло из-под Веткиной двери - рассыпалось по стенам угольными рунами теней, забормотало угрожающие, разорванные, будто клочки пепла, слова. Метнулись огни факелов; некоторые погасли - вдоль галереи пронесся незримый ветер.

Глорфиндейл заговорил громче; белая вспышка, еле видная, озарила стоящих возле двери и исчезла, впитавшись в камень стен.

Мужчины медленно опускали оружие.