Самое странное, что тут были и два эльфа-лучника, и эорлинги — веселились заранее. Вместо того, чтобы спать после охоты, таскали в зал, что прикажут. Один из эльфов, сложив невероятную пирамиду из тонких серебряных тарелок, нес ее, балансируя и солнечно смеясь; другой ловил и расставлял на подносе бокалы, которые от мойки кидала ему пожилая гномка, предварительно вытерев насухо.
— Вы! Долговязые! — кричала эльфам и людям Бус, — хватайте скатерти и расстилайте! Как раз по вам работа! Тяжелые столы-то гномы уже вынесли!
Скатерти, свернутые в длинные рулоны, стояли в углу тут же, настиранные и наглаженные накануне.
— Теперь хоть понятно, почему в коридоре пусто, — прошептала Ветка и неожиданно подпрыгнула от радости — так увлекла ее веселая кутерьма.
Дис отпустила свой угол пакета с черным перцем — Бильбо упал с добычей, и вокруг него поднялось зловещее темное облако. Хоббит и все, кто был рядом, расчихались.
— Так, а вот и ты, — сказала Дис. — Волосы начинают отрастать и принимать более сочный цвет, хотя и седины я вижу прилично. Седину детское мыльце не уберет. Я дам мазь для лица, ты сильно обветрилась. А я хочу, чтобы даже ты выглядела достойно. Пойдем. Небось, свое непотребство красное наденешь?
— Если лицо пройдет.
— Пройдет. Ладно уж. Посмотри украшения. Торин положил тебе рубины в черненом злате. Должны подойди. Мы, гномы, очень ценим, когда все украшения подобраны, как надо. А ты теперь гном, спаси Махал.
Дис отошла в небольшое помещение при кухне, заполненное полками и склянками; нашла одну, дала девушке. Ветка густо намазала лицо.
— Голодна?
— Да, я бы чего-нибудь…
— Сейчас дадим.
Нашлись и еда, и дело, и веселые песенки. Ветка с Фили перепели все непристойные куплеты, которыми уже перекликались когда-то. Гномки хором бранились и смеялись в голос после каждого выступления девушки, а гномы, особенно Кили, топали и орали после каждого слова Фили. И то, что молодой гном стоял и даже приплясывал, хоть и в широком поясе, усиленном бронзовыми полосами — радовало сердце.
Мэглин где-то затерялся — тоже включился в суету. Таскал, доставал с полок утварь и приправы, легко перескакивал с бочки на стопку ящиков, чтобы забраться в верхние кладовки, подносил, резал мясо.
Бус в конце концов убежала к себе вместе со старшей сестрой — мыться, спать, словом, готовиться. Дис отправила и Фили, который успел сообщить Ветке, что скоро спятит и лопнет. Но рыжий принц был так неподдельно счастлив, что Ветка только рассмеялась и напоследок обняла крепкую шею, одарив друга целебным, сдобренным мазью, поцелуем в щеку. Дис наподдала ей полотенцем и строго погрозила толкушкой для соли.
Желающие поспать расходились, и кухня пустела. Но Ветке уже казалось, что праздника веселее и радостнее и быть не может. Ведь когда по протоколу и нарочно, то совсем не так вкусно!
Мэглин в уголке натирал куском замши золотые кувшины, в которые должно будет наливать доброе вино. Бильбо ворчал и поливал бесконечные подносы с пирожками медом, смешанным с самогоном. Дис рассчитывала свиные и бараньи туши, которые надо было разместить в каминах, чтобы сочного жаркого хватило на всех. Ветка выставляла на подносы металлические стаканы попроще, а подносы ставила один на другой. Оставались тут пока что и еще гномы, помогающие и просто жующие. Эльфы и эорлинги ушли.
У арки, ограничивающей кухни, появился Торин.
Узбад был сосредоточен. Пропустив основное веселье, он не особенно обрадовался хлопотам и компании и сейчас. Посмотрел на Мэглина; позвал коротко:
— Ольва!
Ветка повернулась: лицо блестит от мази, волосы разворошились, платье по гномьей моде. Поверх мази налипла мука, крошки и зернышки крупно помолотых пряностей.
— Пойдем-ка. Поговорим, да и… спать тебе пора. Уж совсем темень, скоро к утру.
Ветка оставила свою работу — тут же ее взялся продолжать Бомбур, напевая себе под нос. И пошла за узбадом, приметив, что и Мэглин встал и двинулся следом, хоть и на приличном расстоянии.
Торин, не оборачиваясь, дошел до Веткиных покоев. Распахнул дверь, пропуская ее. Мэглин опустился в свое дозорное кресло и перекинул ноги через подлокотник, устало потянулся.
— Дозволишь? — хмуро спросил король наугрим Ветку.
— Заходи, конечно… можно, я умоюсь?
Девушка с наслаждением ополоснула лицо в уединенной комнате и вышла. Собранная. С улыбкой.
— Торин…
— Ольва…
Замолчали.
— Давай сперва ты, — сказал король.
— Я… нет, ты.
— Тоже верно. Ольва… много ты говорила о темном колдовстве, с тобой связанном, — узбад сел в кресло и чуть понурился, — много и другие говорили о нем. О зловещих путах. Я не верил и не верю. Я знаю, что чувствую и чего хочу. Как-то извито у нас идет. Да только… Ольва! Будешь ли ты моей? Ждать ли мне, надеяться ли?
Ветка, после того-то, что у ее двери звенели мечи, была настроена на другой разговор. Выслушать указание покинуть гору навсегда и выписаться из перечня досточтимых гномов, и уже приготовилась согласиться на изгнание… А теперь чуть не подавилась вздохом.
— Торин!
— Не мила мне другая, — буркнул Торин, — никто. Я… как юнец, Ольва. А мне негоже.