Любимчик Эпохи

— Она перед вами, — с вызовом ответила Богоматерь и надула грудь, будто расправила крылья. — Вы видели выживших жертв отравления фосфором? Так смотрите! Синдром молниеносного старения! Ее организм одряхлел на глазах в течение нескольких месяцев! Распад органов, атрофия мышц! Вот цена вашего неуемного товаропотребления, вашего желания удобрять поля химикатами, вашего стремления выглядеть чистыми, стирая белье порошком! Вашей потребности пользоваться спичками! Вашего равнодушия. Вашего чудовищного равнодушия…

Надежда Сергеевна закончила пламенную речь, которую в душе готовила давно, и выдохнула, поправив шапочку.

— Это же репортаж эпохи! — воскликнул ополоумевший от журналистской удачи корреспондент.

— Эпохи! — вдруг гаркнула старуха искореженным ртом. — Эпохи, вашу мать!

Толпа невольно попятилась назад, точно на нее высморкались раскаленным свинцом.

— Иди домой, детка, налей чаю гостям, — спокойно, как ни в чем не бывало, сказала ей Богоматерь и, обратившись к делегации, улыбнулась: — Ну да ладно, чего стоим? Зеваки пошли прочь! А вы, девушка, и вы, молодые люди, пройдемте в дом. Я уже окоченела.

Все зашли в подсобку медпункта, оборудованную как кухню. Старуха гремела чайником на электроплитке. Нина, в неверии, подошла к ней и заглянула в лицо. Ни одной черты золотоволосой нежной девочки не было в этих рубцах и прогнившей челюсти. В пепельных радужках не осталось ни одного медового лучика.

— Злата? — неуверенно спросила Нина. — Ты меня помнишь?

Старуха посмотрела в упор и растянула губы в страшной улыбке.

— Репортаж эпохи! — повторила она, наслаждаясь последним словом.

Сомнений не оставалось, бабка была безумна. Ланская отвела в сторону следователя и прошептала ему на ухо:

— А вдруг это не она? Вдруг это какая-то ошибка? Человек не мог так чудовищно измениться за два года!

Следак пожал плечами и, присев за наскоро накрытый стол, достал свой блокнот.

— А где ребенок? — уставился он в глаза Богоматери, надеясь вызвать в ней смятение.

— Вы о рожденном Златой мальчике? — переспросила Надежда Сергеевна. — Так я отдала его на усыновление одной чудесной паре. Они отдыхали в наших краях. Он — служил в военной части неподалеку, а она, если не ошибаюсь, работала эндокринологом. Святые люди. У них был ребенок двух лет. Крепкий, красивый мальчишка, весь в отца. Я, как узнала об этом, сразу кинулась ей в ноги. Говорю, умрет дитя, колики у него от коровьей смеси! Добрая женщина. Взяла его, попробовала покормить, а потом не отдала. Полюбила как родного. Да и мне радость, я б не вырастила. Вот у меня теперь ребенок, — Богоматерь кивнула на старуху, — это она сейчас спокойная, а так иногда буянит, мне страшно за свою жизнь становится. Подлечить бы ее, челюсть вставить. Я как смогла выходила, но, боюсь, не справлюсь дальше, агрессивной она становится.

Делегация застыла в полном оцепенении. Лишь неистовое шарканье о бумагу карандаша, которым журналист записывал каждое слово, нарушало тишину.

— Есть еще какое-нибудь доказательство, что это Корзинкина, фотография, документы? — не унимался следак.

— Сюда, товарищ следователь, с документами людей не привозят, — вздохнула Надежда Сергеевна, — сюда их везут, чтобы скрыть следы преступления. Злата, пока еще была в уме, рассказывала, что, судя по хлопку, взорвались подводящие трубы завода, «материальная линия» по-ихнему, ну, по которой этот фосфор течет. Говорит, давно обветшала, весь завод об этом шептался. А в газетах я читала, что это железная дорога виновата, мол, разблокировка цистерны какая-то произошла. Может, поэтому Злату сюда и сдали, знала много.

— Так она не сразу с ума сошла? — спросила Нина.

— Не сразу. Она и не сошла бы, может. Но у нее еще черепно-мозговая травма была. Я ее щупала, пальпировала, значит, нашла трещину в затылке. Скорее всего, гематома мозговая, аневризма образовалась. Она если разрастается, без хирургического вмешательства может отделы мозга повредить безвозвратно. Я думаю, так и произошло. Но у меня тут ни рентгена, ничего.

Бабка, бывшая Златой, все это время сидела и улыбалась, прихлебывая чай, который выливался из ее дырявого рта прямо на скатерть. Следак брезгливо отодвинулся, а Богоматерь без тени раздражения протянула старухе полотенце.

— Я же тебе говорила, утирай рот салфеткой. Ты же не свинья, детка!

— А можно взять у нее интервью? — спросил корреспондент.

— Берите на здоровье, она любит поговорить.

Журналист взял табуретку и подсел к старухе поближе. Она резко и радостно наклонилась в его сторону. Писака отскочил, как от клетки со львом, но тут же взял себя в руки.

— Вас зовут Злата? — спросил он.

Она заулыбалась трещиной рта и закивала.

— Вы работали на заводе «ХимФосфор»?

— Фосфор — венец таблицы Менделеева! — воскликнула старуха.

— Вы помните таблицу Менделеева? Какова валентность Церия?

— Два или три, зависит от того, с чем он соединяется, — развеселилась бывшая Златка.

— А как вы сюда попали?

— Я родилась здесь, — искренне ответила бабка.

— А это кто? — указал он на Надежду Сергеевну.

— Мать моя, — Златка щерилась от удовольствия.

— Сколько вам лет?