Любимец

‒ Успеешь, ‒ сказал Хенрик, ‒ всему свое время.

‒ Пусти пленку вдвое медленней, ‒ попросила Маркиза.

Загорелся экран.

‒ Тим, ‒ сказала мне Маркиза. ‒ Подвинь мое кресло к экрану.

Я подчинился. Кресло было тяжелое, но на колесиках. Как только я его сдвинул с места, оно рыскнуло в сторону. Маркиза схватила меня за руку длинными холодными пальцами.

‒ Не так шустро!

Она смотрела на меня смеющимися глазами, а я старался не видеть ее маленького туловища и ссохшихся ножек.

Маркиза отвернулась от меня и словно забыла.

Мы снова смотрели, как люди стараются убежать со стадиона, как они бьются о решетки.

‒ Стой! ‒ приказал Хенрик. ‒ Останови изображение.

Картинка на экране замерла.

‒ Видишь? ‒ спросил он.

‒ Это Шептицкие, ‒ сказала Маркиза. ‒ Они с собой взяли на стадион девочку.

Маркиза дотронулась длинным пальцем до экрана.

‒ А кто справа? Это Ванда Ли?

‒ Не может быть!

‒ Конечно же Ванда, у нее помолвка в декабре.

‒ Не будет помолвки.

‒ Сволочи! ‒ повторила Ирка. Она стояла рядом со мной. А я так устал, что смотрел на дергающееся изображение на экране, уже не понимая, что там происходит. У меня глаза смыкались. И если бы не голод, я бы уселся здесь в уголке и заснул.

Вдруг Маркиза резко обернулась ко мне.

‒ Уведи его, ‒ приказала она Ирке. ‒ И ты тоже поспи. На тебе, Ирка, лица нет.

‒ Пошли, ‒ сказала Ирка.

Я был благодарен Маркизе. Я сказал:

‒ Спасибо.

Но меня никто не слышал, потому что Хенрик вдруг воскликнул:

‒ Смотрите, смотрите!

‒ Не может быть! ‒ ахнула Маркиза.

Они столпились у экрана, увидев кого-то близкого им.

Ирка потянула меня за руку.

Мы вышли из двери и прошли по коридору. Ирка толкнула дверь слева, и за ней обнаружилась небольшая комната, в которой стояло несколько коек, покрытых серыми одеялами.

‒ Здесь отдыхает караул, ‒ сказала Ирка. ‒ Но сейчас их нет. Выбирай любую постель.

Я не стал выбирать. Я положил меч на пол возле ближайшей койки, рухнул на нее, закрыл глаза и вместо того, чтобы заснуть, начал вновь мысленно прокручивать перед глазами сцену моего боя со спонсором. Я слышал, как Ирка присела на соседнюю койку.

‒ Ты спи, ‒ сказала она, ‒ не ворочайся. Ты лучше посчитай до ста. Ты считать умеешь? А то я тебе посчитаю.

‒ Я умею.

‒ Тогда считай.

‒ Не хочу.

‒ Надо обязательно поспать. Мы же не знаем, когда будем спать в следующий раз.

‒ Как ты меня нашла?

‒ Искала вот и нашла! Спи!

‒ А что ты на кондитерской фабрике делала?

‒ Воровала.

‒ А что воровала?

‒ Много будешь знать, скоро состаришься.

‒ Дай руку, ‒ сказал я.

Не открывая глаз, я протянул в ее сторону руку ладонью кверху, и она положила на ладонь свои пальцы. Я знал, что у Ирки обломанные короткие ногти, и руки все в ссадинах и царапинах, а мизинца на левой руке нет.

‒ Спи, ‒ сказала Ирка.

‒ Жалко спать.

‒ Хочешь, я тебя поцелую? ‒ спросила Ирка.

‒ Хочу.

Я открыл глаза. Ее глаза были совсем близко от моего лица. Она склонилась, и я, подняв другую руку, схватил пальцами ее горячий затылок, чтобы сильнее ее поцеловать.

Ирка вырвалась, она сделала вид, что рассердилась.

‒ Раздавить меня хотел, да? Нельзя так сильно, ‒ сказала она. ‒ Это не любовь, а больно. Тоже мне, любимец!

‒ А что любимец?

‒ Я раньше думала, что любимцы все такие нежные, завитые, мытые, у меня была подруга, ты ее не знаешь, она была знакома с одним любимцем, не здесь, а на болшевской базе спонсоров. Она с ним встречалась. Она говорила, что он такой нежный, она так переживала, когда хозяева его увезли.

Сон подкрадывался ко мне. Мне было уютно и тепло. Ирка была такая глупая, но очень хорошая. Она погладила меня по голове.

‒ Ты не завитой, ‒ сказала она.

Мне хотелось спросить, был ли у нее кто-нибудь раньше, до меня. И мне даже показалось, что я спрашиваю. Но на самом деле я уже спал. Правда, догадался я об этом только, когда Ирка начала расталкивать меня, тормошить:

‒ Просыпайся, надо идти. Ты слышишь, что надо идти?

Маркиза ждала нас в длинном роскошном зале подземного дворца ‒ станции метро. И люди когда-то ходили по этому дворцу, не замечая окружающей роскоши. «Кто же правил нашей страной, если только для того, чтобы проехать на поезде, воздвигались такие дворцы?» ‒ спрашивал я себя.

Маркиза сидела в кресле на колесиках.

Пока мы спускались к ней в зал, я успел спросить Ирку:

‒ А почему она не ходит?

‒ У нее ноги слабенькие, ‒ сказала Ирка.

‒ А почему она такая?

‒ А кто не урод? ‒ ответила вопросом Ирка.

‒ Я! ‒ Это прозвучало самоуверенно, по-мальчишески.

Ирка засмеялась.

Мы подошли к Маркизе. Возле кресла стояли два охранника в кожаных костюмах.

‒ Чего вас так развеселило? ‒ спросила Маркиза.

‒ Тим считает, что он красавец! ‒ сказала Ирка.

‒ Ты в самом деле так думаешь? ‒ спросила Маркиза, смеясь глазами. Но почему-то я почувствовал, что ей эта ситуация не нравится. И я даже понял, почему: нелегко женщине обсуждать чужую красоту, если ты горбунья-сухоножка.

‒ Я так не думаю, ‒ сказал я. ‒ Я только думаю, что я не урод.

‒ Это одно и то же, ‒ сказала Маркиза и обернулась к Хенрику, который быстро приближался. Его каблуки отбивали ровный четкий ритм.

‒ Все, ‒ сказал он, подойдя к нам. ‒ Он будет ждать у входа в «Сокольники».

‒ Один?

‒ Обещал.