– Вы же меня Федором хотели звать, – напомнил он.
– Передумала, – сообщила она и, оглядевшись, невинно поинтересовалась: – Мы здесь, в передней, поговорим?
– Проходите, – без восторга предложил Сырцов и посторонился.
Она двинулась в комнату, на ходу басом изображая фольклорного милиционера:
– Пройдемтя, гражданка! – и визгливо – в ответ за «гражданку»: – А вы руки не крутитя!
– Присаживайтесь, – посоветовал он ей, сам уже усевшись на диван. Она плюхнулась в кресло, с удовольствием попрыгала в нем и успокоилась, закинув обутую в кроссовку ступню правой ноги на колено левой, голень которой придерживала обеими руками.
– Ну, и зачем вы ко мне пожаловали? – осведомился Сырцов, на конце фразы непредсказуемо и затяжно зевнув.
– Это вы нарочно? – участливо спросила она.
– Я задал вопрос, – разозлился он.
– Вы зевнули.
– Но вопрос-то вы слышали?
– Я хочу вам помочь, – объявила Маша и, уронив правую ногу на пол, перевела себя почти в горизонтальное положение.
– Не надо, – твердо сказал он.
– Надо. У Ксении не было человека ближе, чем я.
– Она, безусловно, восхищалась вами, – понял он.
– Поначалу – да, – легко согласилась Маша. – Но мотом мы стали настоящими подругами.
– Подруга матери, подруга дочери…
– А что тут удивительного? Я – как раз посередине между ними.
– Хотите сказать, что вам тридцать два года?
– Тридцать! Тридцать! – завопила она, успокоилась и добавила: – И то много.
– Следовательно, Светлане Дмитриевне сорок.
– Ну уж!
– Но Ксении – двадцать, вам, как вы утверждаете, тридцать. Простая арифметика…
– Посредине – это символически, в более широком смысле!
– Тогда я не понял. Пардон. – Извинившись, Сырном замолк. Не след ей помогать вопросами, пусть сама выкарабкивается.
Но она была безудержна в своем нахальстве и перла как танк:
– Вы ни о чем не хотите меня спросить?
– Нет.
– А зря. Я много знаю.
– Кто много жил, тот много видел.
– Видела-то я много, а жила… Кажется, что и не жила вовсе.
– Чем же вы тридцать лет занимались?
– Ждала. Сначала принца, потом фарта.
– Дождались?
– Дождалась. Принца, но он оказался самозванцем. А фарт еще не пришел.
– Еще… Значит, надеетесь.
– Надеюсь. – Она резко изменила позу, восстав, воткнула локти в колени и положила мордашку в вазочку из ладоней. – Можно закурить?
В ответ на его разрешительный кивок выскочила из кресла, вытащила из кармана рубашки пачку «Мальборо» и зажигалку, на ходу закурив, прошла к балконной двери. Порывиста и неожиданна, как ласточка в полете. А задок под джинсами в обтяжку – ладный. Аппетитный задок. Она вернулась и, не садясь, спросила:
– Почему вы меня не расспрашиваете?
– Не хочу.
– Но, как я понимаю, ваша главная задача – сбор информации.
– Мне не нужна навязываемая информация. Она – всегда вранье.
– Значит, вы считаете, что мое явное желание помочь вам в поисках Ксении – лишь повод, а истинную и тайную причину моего визита я пока тщательно скрываю. Так?
– Ага, – с удовольствием согласился он. Бой-баба, гуляет, как хочет, по острию ножа. Следовало принять ближний бой. – Какова же истинная причина вашего визита ко мне? Вот эту информацию я с удовольствием выслушаю,
– Не время еще, паренек, – решила она и возвратила себя в кресло. Теперь ее внимание привлекла тахта. – А станок у тебя роскошный, Жора. Увлекаешься этим спортом?
Достала, стерва. Сырцов разозлился:
– По-моему, мы с вами на брудершафт не пили.
– А что нам мешает сделать это сейчас?
– То, что я не пью.
– Все-таки завелся! – возликовала она. – И сдержанность пропала, и юморок, и превосходство над разнузданной бабой. Дал слабинку, сыщик!
Теперь она дала слабинку. Сырцов ласково спросил:
– Следовательно, наш разговор окончен? – И тоже встал. – При такой-то эффектной коде?
– Разговор – да, – согласилась она, шагнула навстречу и прижалась – ладонями к груди, титьками к солнечному сплетению. – Здоровый какой!
– Рост один метр восемьдесят шесть сантиметров, вес девяносто килограммов, – четко отрапортовал он, держа руки по швам.
– И не хочется? – не отрываясь от него, искренно поинтересовалась Маша.
– А какое это имеет значение? Во всяком случае – не буду.
– Ты как Ванька-встанька, – поняла она. – Вроде сбила с ног, а ты лишь покачнулся. Но еще не вечер, Жорик!
– Уже, – возразил Сырцов.
– Что – уже?.
– Уже вечер. И скоро ночь. Вам домой пора, Маша.
– Маленький, но успех. Ты меня по имени впервые назвал.
– Сорвалось случайно.
– Нежданчик вырвался, – поправила она, поощрительно похлопала по его груди ладошками и, оторвавшись от него, заметила дотлевавший – уже и фильтр занялся – в пепельнице свой окурок. Аккуратно притушила его и сказала: – Ты прав, мне пора.
В прихожей Сырцов не выдержал:
– Может, все-таки скажете, зачем приезжали?
– Частично отвечу. На зуб тебя пробовала.
– Ну и как?
– Ты мне подходишь.
– Фу! – обрадовался он и прибег к слегка трансформированному анекдоту: «Полдела сделано: Фира решила, что ей подходит граф Потоцкий. Осталась самая малость: убедить графа, что ему подходит Фира».