Любить и убивать

– Ну, ты – не граф, – отмахнулась Маша. – Просто мы с тобой начали партию, которая откладывается в равном положении. Я вернусь, Жора, и мы доиграем ее. Учти, я надеюсь выиграть.

Она вышла на площадку и вызвала лифт. Он тотчас подошел и раскрыл дверцы. Она вошла в лифт, уперлась руками в створки, не давая им закрыться, сексапильно посмотрела на него и подмигнула.

– Будь здорова и не кашляй, Юдит Полгар, – попрощался Сырцов. А новоявленная венгерская шахматистка бодро откликнулась:

– Я тебя обыграю, Гата Камский.

Лифт заскользил вниз, мурлыча, как ласковый кот.

Глава 6

Этой ночью, ночью летней,

Вьется хмель тысячелетний.

По железу, по бетону.

По карнизу, по балкону…

Сырцов стоял на крыше дома перед ажурной стенкой, отделяющей общественную крышу от дворика пентхауза и бормотал стишки, пришедшие в голову вероятно потому, что стенка – из железа и бетона.

Что таится там за шторой,

Той вон самой, за которой

В мученические позы

В мутных вазах встали розы?

Стишки, скорее всего, пришли от Деда. Тот любил иногда плебеем прикинуться, а иногда, наоборот, эрудированностью щегольнуть. Точно, от Деда. Сырцов вспомнил, как они зимой вдвоем гуляли по окрестностям и Дед бубнил и бубнил эти стишки беспрерывно, как привязавшийся мотивчик шлягера. Со стихами разобрался, теперь бы со стенкой разобраться.

Если бы его спросили, почему он решил пробираться к своей клиентке тайно, он бы не смог этого объяснить. Но решил изначально и решил окончательно. На набережную от Комсомольского, проверяясь, добрался пешком, в соседний подъезд проник, скрываясь за строем дворовых бабок, которые критически наблюдали за действиями нового дворника, лифтом воспользовался только с третьего этажа, висячий замок чердачного люка открыл с осторожной нежностью: следовал совету первой медицинской заповеди – не навреди!

Теперь вот стена. Она возвышалась неким углом, и высшая точка ее находилась посередине крыши. Перелезать через стену удобнее, конечно, по краям, но края хорошо просматривались снизу: справа – со стороны двора, слева – с набережной. Сырцов преодолел стену слева. Народ там, в отличие от двора, чужой и незаинтересованный: если и увидит человека, преодолевающего на крыше какое-то препятствие, то решит, что так и надо.

К своему удивлению, Сырцов перебрался через стенку довольно легко. Перебрался и ступил на выложенное сложно орнаментированной иностранной керамической плиткой пространство экзотического для простого россиянина, взнесенного на десять этажей дворика. С наслаждением шагая мягкими кроссовками по рельефным, безукоризненно подогнанным плитам, он опять бормотал:

Что таится там за шторой,

Той вон самой, за которой…

Понял вдруг, что бормочет – вот зараза привязалась! – захотел сплюнуть, но не сплюнул: слишком чисто было вокруг.

Светлана Дмитриевна, как принцесса из сказки, поджидала его у окна, надо полагать. Потому что он еще подходил к дверям, а она уже ждала на пороге. Дождавшись, улыбнулась облегченно.

– Господи, наконец-то… – Она протянула навстречу ему обе руки, и он взял их в свои. Мальчик и девочка. Сейчас, откинувшись назад, закружатся каруселью. Она улыбнулась еще раз и высвободилась, как бы для того, чтобы поправить прическу. – Я так боялась, что им задержитесь и до вас заявится горничная, которой объясняй, почему вы явились таким необычным путем.

– Горничным не положено объяснять что-либо.

– Моей – необходимо.

– Позвольте спросить: почему?

– Потому что она любовница моего мужа, – со спокойствием первой жены султанского гарема ответила Светлана Дмитриевна. – Давайте присядем, Георгий Петрович, и выпьем кофе. Извините меня, я от беспокойства не удосужилась позавтракать.

Белый пластмассовый стол и такие же стулья стояли под громадным, диаметром метра в три, зонтом. Легкий ветерок от Нескучного и с Москвы-реки играл лепестками желтых роз, покоившихся в вытянутой вазе.

«В мученические позы в мутных вазах встали розы», – непроизвольно пробормотал он, усаживаясь в удобный стул-полукресло.

– О чем вы, Георгий Петрович? – удивилась Светлана Дмитриевна, протягивая Сырцову чашку.

– Стишки. Просто стишки, – поспешил неизвестно почему оправдаться Сырцов.

– Я поняла. Леонид Мартынов. Но к чему?

– Не знаю. Просто привязались. – Сырцов отхлебнул кофе и обжегся. Фыркнул, как конь, и поставил чашку на блюдце – остывать. Обжигающий кофе варился здесь прямо на столе, в многоярусном сооружении из пластика, стекла и нержавеющей стали. От чего же оно питается? Сырцов, глазами следуя за белым проводом, обнаружил розетку на ножке стола. Отвода в дом не было, значит, стационар, проводка под керамическим полом. Ох, и живут!

Светлана Дмитриевна элегантно дожевала маленький-маленький бутерброд с сыром, сделала беззвучный глоток из чашки и призналась: