Ни дети, ни взрослые не подражают тому, кто им не нравится. Даже перенимая неприятные черты, мы заимствуем их только у тех, с кем у нас есть внутренняя связь.
Если автономность в жизни давалась дорогой ценой (было много принуждения, контроля, произвола со стороны старших фигур), нам может быть неприятно ловить себя на невольном подражании кому-то — или замечать, что кто-то другой подражает нам. И всегда раздражает, когда нас копируют те, к кому мы не привязаны — и, тем более, те, кто нам не симпатичен.
Также стремление подражать принимается за признак идеализации, некоторой «влюбленности». Хотя это про другое: так мы начинаем вписывать любых важных для нас людей в свой внутренний мир через первичную способность Модель/Пример.
Углубляясь дальше, привязанность приводит нас к переживанию
—
—
Так в пестрой толпе посторонних мы оказываемся подсвечены привязанностью другого и становимся для него кем-то — еще не уникальным в своей человечности, нет — но особенным, собственным; тем, с кем есть отношения.
Где верность — там и ревность: на этом этапе очень много ревнивого отношения к другим людям рядом с фигурой привязанности. Ребенок отталкивает отца от матери и не хочет быть «третьим лишним». Друзья не разлучаются. Влюбленные замыкаются в своем «эгоизме вдвоем». Клиенты не хотят сталкиваться в дверях с другими клиентами, предпочитая поддерживать ощущение, что терапевт принадлежит только им. Терапевты раздражаются, узнавая, что у клиента есть или был другой терапевт, который оказывает влияние на
Здесь же рождается переживание преданности с ее особенным отношением: «если тебе хорошо, то и мне хорошо; если тебе плохо, то и мне плохо». «
По моим наблюдениям, многие отношения остаются на этом уровне глубины: здесь много чувств, отношения осознаются как реально существующие, ими обычно дорожат (как всегда дорожат чем-то «своим»). Но, так как привязанность еще не очень глубока, возникает много страха потери или отвержения, много фрустрации или отчуждения в ответ на отдаление фигуры привязанности. Привязанность можно назвать сильной, но напряженной, она требует постоянного подтверждения. В ней трудно расслабиться.
В терапевтических отношениях на этой стадии клиент часто с большим трудом выносит недельный перерыв в сессиях. И испытывает желание написать терапевту, поделиться картинкой или музыкой, получить в ответ какую-то реакцию, чтобы убедиться, что связь никуда не делась.
Или же, наоборот, за неделю происходит отчуждение, и участникам отношений трудно вспомнить, что было на прошлой встрече. За недельный перерыв терапевт/клиент не вспоминался, не было внутреннего диалога с ним, и теперь на встрече снова трудно проявлять открытость, чувствуется дистанция и отстраненность, от которой становится тревожно и хочется снова почувствовать контакт.