Любитель шампанского

– Бог с ней, с Сидни-стрит! Им удалось бежать?

– Да, тем двоим. Однорукого просто изрешетили. Жаль парня. Вот кому не откажешь в выдержке… – Макс печально покачал головой. – Те двое пустили в ход нож – одного фараона прикончили, а другого ранили. Говорят, один из них задет, но, возможно, это болтовня. Во всяком случае, оба скрылись.

Корридон и Энн обменялись взглядами.

– Хорошо, Макс, благодарю. Держи рот на запоре.

– Не беспокойся. – Макс замолчал, не сводя задумчивых глаз с Корридона. – Ходят слухи, что ты как-то связан с той троицей… Выдумки, полагаю?

– Сейчас не время задавать вопросы, – отрезал Корридон.

– Понятно… Мое дело предупредить. Полиция твердо обещала найти эту парочку. Фараоны буквально на ушах стоят! Будь осторожней.

Корридон кивнул.

– Я буду осторожен. – Он вытащил из кармана две пятифунтовые банкноты. – Вот, купи себе галстук.

Тонкие пальцы Макса приняли деньги.

– Если бы не нужда, я бы их не взял, – проговорил он. – Спасибо. Я могу тебе еще быть полезен?

Корридон покачал головой.

– Счастливо, Макс.

Макс снова поклонился Энн.

– Надеюсь, наша следующая встреча, мадам, состоится при более благоприятных обстоятельствах, – сказал он.

И исчез – так же тихо, как и появился.

2

Одинокая электрическая лампочка, свисавшая с потолка часовни, едва освещала пол и передние скамьи. Серебряное распятие тускло блестело в мерцании двух восковых свечей, горевших по обеим сторонам алтаря. В глубине часовни, закрыв лицо руками, сидела старуха. Ее громкое астматическое дыхание нарушало тишину и напоминало мужчине и женщине, затаившимся в тени на задней скамье, что они не одни.

Старуха не торопилась уходить. Она вошла в тот момент, когда Ян, болезненно скривившись, снимал плащ, и села неподалеку, а теперь молилась с таким усердием, что Ян просто бесился. Он старался пережать вены, но рана в левом бицепсе постоянно кровоточила. Кровь пропитала рукав, капала на скамью и белый каменный пол часовни. Снять пиджак и тем самым привлечь внимание старухи Ян опасался – полицейские прочесывали близлежащие улицы. Один крик, и они были бы здесь.

Жанна сидела рядом, не сводя глаз с сияющего распятия, и ее полное безразличие приводило раненого в ярость и отчаяние.

Случилось чудо, им удалось бежать. Жанна ничем не помогала и была только обузой; кукла, которую приходилось тащить и толкать. Охваченная пугающей апатией, она, похоже, просто не отдавала себе отчета в опасности. Ян до сих пор не мог понять, как им посчастливилось прорваться через кордон. Был момент, когда казалось, что все пропало. Из темноты возник фараон. Он поднес ко рту свисток и замахнулся дубинкой, но свист замер у него на губах, когда Ян ушел от удара и воткнул ему в живот нож. Во тьме грянул выстрел, и пуля раскаленной иглой прошила руку Яна. Но он не выпустил Жанну, а, скрипя зубами от боли, потащил ее за собой, ища брешь в цепочке безжалостных охотников.

В ту секунду, когда уже казалось, что выхода нет, и им завладело отчаяние, Ян увидел церквушку. Он рванулся к ней и, притянув к себе Жанну, затаился у входа, стиснув в руке нож. А полицейские пробежали мимо, разрывая тишину сырого воздуха пронзительными свистками, уверенные, что дичь не уйдет.

Только тогда Ян понял, что кровь ручьями льется из его руки. Голова будто горела, в ушах стоял звон, мешающий прислушиваться. Держа Жанну за руку, Ян увлек ее в часовню, сел на скамью и тут же провалился во тьму, где не было ни боли, ни убийств, ни кошмарной опасности оказаться схваченным и запертым, подобно дикому зверю, за железной решеткой.

Но легкость, с какой истощенный мозг был готов принять беспамятство, испугала Яна, он заставил себя встряхнуться. Рассчитывать ему приходилось только на себя, Жанна ни на что не годилась. Она сидела, глядя прямо перед собой чуть расширенными темными глазами; ее рот дергался в тике, пальцы судорожно сжимали виски.

Ян украдкой обернулся и бросил взгляд назад – взгляд, выдававший его растерянность и страх. Старуха по-прежнему сидела на месте, наклонившись вперед, закрыв лицо руками и облокотись на переднюю скамью. Дыхание ее стало еще громче. Она больше не молилась; она спала.

Ян расстегнул пиджак, скривившись от боли, снял его и с испугом посмотрел на пропитанный кровью рукав.

– Сделай что-нибудь! – отчаянно прошептал он на ухо Жанне. – Я истекаю кровью. Помоги мне!

Девушка медленно повернула голову и уставилась на него отсутствующим взглядом, будто в полудреме. Он сватил ее за руку и встряхнул, глубоко вонзая ногти в кожу. Девушка попыталась освободиться, но Ян еще сильнее сжал ее руку.

– Я истекаю кровью! Помоги мне!

Тогда Жанна наконец пришла в себя и перевела взгляд с его лица на рукав.

– Дай нож, – сказала она, вырываясь. – И сними свой шарф.

Он с облегчением вздохнул и протянул ей нож. Жанна с присущей ей ловкостью отрезала рукав и открыла опухшую рану.

– Сделай тампон и как можно туже перевяжи. Надо остановить кровь.

Она сделала тампон из нескольких носовых платков и перетянула руку шарфом.