Люблю, скучаю… Ненавижу!

Тот наполнил два бокала и поставил перед нами.

– Нет. – Призналась я.

– Это… из-за меня? – Напряжённо сдвинул брови Филипп.

– Почему?

– Просто ты так резко пропала после выпускного, и я подумал, что из-за… ну, ты понимаешь, из-за моих слов. – Он почесал затылок.

Я вспомнила события выпускного, и в щёки тут же ударил жар.

– Что ты, нет! – Заверила его я.

– Я не хотел тебя пугать тогда. – Сделав глоток, произнёс парень. Его пальцы прочертили неровную линию по гладкой стойке бара. – И не должен был делать того, что сделал. Извини.

– Да брось, – я коснулась его плеча, заставляя посмотреть мне в лицо, – я, конечно, была тогда ошарашена, но это вовсе не то, из-за чего я уехала из города. Мне просто нужно было оставить… всё это и начать новую жизнь.

– Это из-за Радова? – Его проницательный взгляд заглянул мне, кажется, прямо под кожу.

– Что? Почему? – Смутилась я. И отвела глаза. – Я… он не… мы не… нет.

– Не оправдывайся. – Поспешил успокоить меня Фил. Он взял меня за руку. – Я же всё видел. Макс тебе всегда нравился.

– Ну… – Замялась я.

– А ему нравился кто угодно, кроме тебя.

– Да. – Кивнула я, решив не разубеждать его. – В любом случае, Радов – придурок, давай, не будем о нём, ладно? Лучше расскажи, что там с Сашкой и Витькой? У тебя так изменилось лицо, когда я о них спросила… И почему ты не стал говорить при всех?

И снова это выражение лица: Фил побледнел и сразу как будто осунулся. Я видела это выражение лица лишь однажды – у бабушки, в тот день, когда умер мой дед.

– Что такое, Фил? – Я тряхнула его за плечо, вынуждая взглянуть мне в глаза. – Да говори уже!

– Подожди. – Он втянул ноздрями воздух, будто вместе с болью. – Сашки больше нет…

– Как? – Протянула я ошарашенно.

Мне только минуту назад казалось, что Сашка вот-вот тоже войдёт в эту дверь. Рассмеётся, обнимет меня, спросит, как дела, и расскажет о своих творческих успехах. А теперь я ощущала какую-то пустоту – будто внутри меня что-то оборвалось. И ещё вину – за то, что не писала, не звонила и не интересовалась тем, как они тут все живут.

– Что случилось? – Хрипло спросила я.

Что вообще могло произойти с молодым здоровым парнем, полным сил и надежд? Полным планов и мечтаний? Сашка Кейзер был самым жизнерадостным человеком из всех, кого я знала. Они с Витькой всегда ходили парой, точно приклеенные. Не похожие внешне и одинаковые внутри. Вечно соревнующиеся, спорящие друг с другом, толкающиеся, смеющиеся… Что же такое стряслось?

– Пожар. – Фил «умыл» своё лицо дрожащими ладонями. – Чёрт, я до сих пор не знаю, как об этом говорить! Столько месяцев прошло, а будто всё случилось только вчера. – Он выдохнул и стиснул зубы до скрипа. – Мне и сейчас он везде мерещится. Кажется, что обернусь, а он сидит там, – указал за спину, – за угловым столиком, и делает набросок. Я подойду, а он скажет мне: «Гляди, это ты!» А на листе шарж: я с огромным носом, крохотными ручонками и гигантской камерой в них.

– Пожар? Он… сгорел? – Выдавила я.

Фил лишь кивнул. И стиснул мою ладонь в своих пальцах.

– Витька был там. Приехал почти одновременно с пожарными. Следом – я. Помню, как он метался тогда. Туда-сюда, туда-сюда. Кричал, плакал, затем кинулся в огонь спасать, но не нашел его. А потом Сашку вынесли… Помню запах этот, гарь… Они всей семьёй в тот день в этом доме сгорели. Я как окаменел, а Витька – он словно с ума сошёл. Помешался на Саньке и на мести тем, кто его убил.

– Убил? – По спине пробежал холод^[7].

Невозможно было в это поверить.

– Ох, ты же ничего не знаешь… – Фил закусил губу. Он уставился в одну точку, помолчал, затем сделал маленький глоток из бокала и посмотрел на меня. – Мэр Алиев решил снести Прибрежный район и построить на его месте туристический рай с отелями. Жителям предложили свалить на окраину или продать свои дома за бесценок, а чтобы они быстрее согласились, начали поджигать их дома.

– Господи! – У меня перехватило дух.

Фил достал из кармана своих шорт мобильник, нашёл нужное фото и развернул гаджет экраном ко мне.

На снимке был выступ крыши, ниже которого на кирпичной кладке располагалось яркое граффити: лицо паренька и ниже надпись «Я хотел жить». Я сразу узнала эти зеленые глаза, полные света и доброты, эти ямочки на щеках и широкую улыбку. Сашка Кейзер был как живой – казалось вот-вот моргнёт и скажет: «Ну, ты чего? Не кисни, Зимина! Гляди, жизнь прекрасна, и она любит тебя!»

Ниже, под граффити, белела подпись – «К».

– Это Витя рисовал, так ведь? – Спросила я. На глаза навернулись слёзы. – Узнаю эти размашистые штрихи.

– Он никак не мог его отпустить. Хотел, чтобы Саня жил в его работах. Весь город теперь усеян такими полотнами. Миллера у нас так и называют – Кей. Нас всех так называют, всю нашу команду. Только вот…

– А где, кстати, сам Витька? – Прищурилась я, не понимая.

Фил прочистил горло и показал следующее фото.

Белый фасад здания, а на нём кроваво-красное граффити: языки пламени пожирают дом, а в пасти пожара лица десятков детей. Они кричат, плачут, тянут руки и молят о пощаде. В их глазах тихая, немая безысходность. И ниже подпись: «Убийца».