Люблю тебя, мамочка! Истории приемных семей

Анечка обиженно спрятала наклейки, а Света недовольно шикнула на Гришу:

– Дурак! Ей будущие родители прислали.

Гриша склонился над прописью, чтобы разглядеть наклейки. Принцессы, пони, блестки… Несомненно, они такими и должны быть – наклейки, подаренные маленькой девочке будущими родителями. Гриша повернулся к доске, взял мел и начал писать формулу:

v=v0+

И не дописал, потому что Сергей Николаевич втянул в класс смущенную Анну Петровну. Анечка, Света и Гриша повернулись к ней одновременно: с неизлечимой надеждой, с бесконечным вопросом. Ведь если пришел взрослый, то, скорее всего, для того, чтобы кого-то выбрать. Гриша ткнул Свету локтем: у него всего год до конца детства, у Анечки наклейки. Значит, Светка, ты.

Но Анна Петровна не отрывала глаз от Гриши.

– Подбородок дедов…

Гришина рука продолжала прижимать мел к доске. Мел крошился. Сергей сделал едва заметный знак головой. Света и Анечка поняли мгновенно и вышли, оставив на партах учебники и тетради.

Сергей легонько подтолкнул Анну Петровну к Грише. Она шла к нему, задевая углы столов. Пряча темные ногти. Гриша повернулся к формуле. Аккуратно дописал ее:

v=v0+ахt

Медленно обвел последний знак t. Обвел его еще раз. И еще…

Уставший Сергей ввалился в квартиру и плюхнулся на лавку в прихожей. Через приоткрытую дверь было видно, как в темной комнате светится монитор компьютера. Татьяна работала. Сергей вспомнил, что они в ссоре. Кажется, это было давно, но на самом деле – сегодня днем. Он стащил с себя ботинки и прошел на кухню. Долго держал дверь холодильника открытой, изучая его содержимое. Есть вроде и хотелось, но уже и не моглось.

– Голодный? – послышался Танин голос. Сергей закрыл холодильник, повернулся к жене. У нее были уставшие, но ласковые глаза.

– Анюту хотят забрать. Хорошие люди. Правда, немолодые.

– Сколько им?

– Под пятьдесят.

– Это хороший возраст.

– И если Гриша мать признает – всего двое останется.

Таня помолчала. И сказала строго:

– Пристроишь всех троих – и за диссертацию. Ты понял меня?

– Понял.

– Ты обещаешь?

– Обещаю.

Жена молчала, будто проверяя.

– Таня, я обещаю, что как только пристрою всех, сразу сяду за диссертацию.

Татьяна обмякла, прислонилась к стене. Стало тепло в груди и чуть сыро в глазах.

– И вообще, Сережа, я хочу, наконец, ребенка. Что я, не человек, что ли?

Сергей сгреб ее в охапку – и прямиком в спальню.

– Сейчас сделаем!

Любовь болеет во время ссоры, но излечение благословенно.

Анне Петровне приходилось все время уезжать к себе в деревню, но долго усидеть там она не могла, снова садилась на поезд до Москвы. Счастливая, разрумянившаяся, ставила на тумбочку в мальчиковой спальне банки с соленьями.

– Ребят угостишь…

– Так не осталось почти никого.

– Ну, Сергея Николаича… И вот.

Анна Петровна достала из сумки толстую книгу, сняла обложку из газеты, отдала Грише. Даниил Гранин. Гриша строго посмотрел матери в глаза:

– Прочитала?

– Еле успела за две недели-то.

– И как?

Анна Петровна в ответ погладила Гришу по голове. Гриша замер, ловя прикосновения. Но вошел Сергей Николаевич, и Гриша смущенно отстранился от матери.

– Гриш, сходи в столовую. Там булочки.

Гриша ушел, а Сергей Николаевич подсел к Анне Петровне. Анна Петровна кивнула на книгу.

– Вот. Воспитывает меня. Про физиков книжки велит читать.

– Он такой.

– А мне отопление провели. Да не только мне, во все дома провели. А водопровод – еще прошлой весной.

И жалобно, даже заискивающе, посмотрела Сергею Николаевичу в глаза. Такой молодой и так много от него уже зависит.

– Всего-то триста километров отсюдова… – продолжила она.

Сергей кивнул:

– Поговорите с сыном. Можно.

Анна Петровна заметалась, перестала вдруг понимать, куда деть глаза, руки. Схватила банку, стала корябать ногтем след бумажной этикетки.

– Поговорите с сыном, – повторил Сергей Николаевич.

– Хорошая мать сначала грудью кормит… Потом кашей… а уж потом и огурцами… Не то что я.

– Поговорите.

Детдомовскую столовую красит то же, что и дорогой ресторан в центре столицы. Еда. Если бы вы хоть раз попробовали здесь выпечку, вы бы засомневались, что вообще когда-то раньше ели что-то достойное из теста.

Света и Анечка ели булки и запивали какао. На столе стояла еще и третья чашка, ждала Гришу. А чашка Анечки вся была облеплена наклейками с принцессами.

– Смоются.

– А я чашку до завтра спрячу. Чтоб не мыли.

– А завтра тоже спрячешь?

Анечка кокетливо посмотрела на свое отражение в блестящем боку металлического чайника с надписью «Какао».

– Так заберут меня!

Света прикусила губу. А в столовую вбежал Гриша. Света равнодушно пододвинула ему тарелку с булочками. Кивнула на чашку.

– Я тебе какао налила.

– Да я не… У меня там…

Но увидел, что Света расстроена. Взял две булки, выпил свое остывшее какао почти залпом и побежал обратно в спальню, будто зная, что ждет его что-то очень важное. Так и получилось. Он услышал долгожданные слова: «Хочешь, будем жить вместе?»