Любовь

Ох уж эта молодежь, прости господи! Это у них по-прежнему называется влюбленностью? Волшебный топор, который одним взмахом отрубает остальной мир, оставляя лишь пару влюбленных, трепещущих от возбуждения? Как это чувство ни называй, оно перемахнет через любое препятствие, захватит самый большой стул, самый лакомый кусок, установит свои правила везде, куда бы они ни направили свои стопы, хоть в особняк, хоть на болото, и эгоизм влюбленности – вот ее красота. Прежде чем я замолчала и стала мурлыкать себе под нос, повидала я всякие спаривания. Обычно этих любовных соплей-страстей хватало на две ночи, хотя пыжились растянуть на все лето. Некоторые, те, кого затягивает любовный водоворот, заявляют исключительные права на настоящую «любовь», хотя потом все тонут в пене. Люди без воображения подкармливают влюбленность сексом – этим клоуном любви. Им невдомек, что бывают настоящие виды любви, лучшие виды, когда с малыми потерями все остаются в выигрыше. Правда, требуется интеллект, чтобы так любить – без надрыва, без реквизита. Но мир – это же та еще показуха, может, поэтому люди вечно стараются переигрывать, выволакивают свои чувства напоказ, на всеобщее обозрение, лишь бы доказать, что и они умеют выдумывать всякие небылицы, красивые и пугающие – вроде драки не на жизнь, а на смерть, и прелюбодеяний, и поджогов, устраиваемых с отчаяния. И, разумеется, терпят неудачу. Мир всякий раз их одолевает. И пока они заняты своей показухой, пока роют другим могилы, вешаются на кресте, бегают как полоумные по улицам, зеленые вишни тихо-спокойно краснеют, устрицы вымучивают из себя жемчуг, а дети пытаются ловить дождинки губами, думая, что капли холодные, а они не холодные, а теплые и пахнут ананасом, становясь все увесистее, и наконец падают быстро и тяжело, так что их и не поймать. Бедные купальщики торопятся доплыть до берега, а самые выносливые ждут, когда засверкают серебряные стрелы молний. Бутылочно-зеленые облака заволакивают небо, толкают дождь вглубь суши, где пальмы притворяются испуганными под порывами ветра. Женщины бросаются врассыпную, прикрывая волосы ладонями, а мужчины нагибаются пониже, прижимая женские плечи к своей груди. Я тоже бегу, наконец. Я говорю «наконец», потому что веду себя как хороший добрый ураган. Хотела бы я работать на канале погоды, бежать, нагнув голову, навстречу ветру, пока законники орут в свои мегафоны: «Давайте быстрее!»