Любовь

— Да ну? — сказал он.

— На «Дагсревюен» — это как у вас программа «Актюэльт» — делали со мной интервью. Хотели снимать у меня дома. Я, конечно, сказал нет. Потом они прознали, что я в декрете с Ваньей, и захотели снять нас вместе, я, естественно, снова отказался, но они продолжали гнуть свою линию. Не надо ребенка, достаточно коляски. Не могу ли я пройтись с коляской по городу и, например, передать малышку Линде, типа на время интервью? Что я скажу о таком, например, варианте?

— Например, нет? — предположил Фредрик.

— Но что-то я должен был им предложить. Они не хотели снимать в кафе, им нужен был «антураж». Поэтому дело кончилось твоим кабинетом, плюс они сняли, как я брожу по Гамла-Стану и ищу ангела в подарок Ванье. Тьфу, какая глупость! Хоть плачь. Но такие у них правила. Им нужен антураж.

— Хорошо же получилось, — сказала Линда.

— Нет, хорошо не получилось, — сказал я, — но я с трудом представляю себе, как можно было сделать лучше. При таких вводных.

— То есть в Норвегии ты знаменитость? — сказал Фредрик и хитро на меня посмотрел.

— Нет, нет, нет, — ответил я. — Это просто потому, что меня номинировали на премию.

— Ага, — ответил он. И засмеялся. — Я тебя дразню просто. Хотя я только что прочитал по-шведски фрагмент твоего романа, в журнале. Очень затягивает.

Я улыбнулся ему.

Чтобы отвлечь внимание от того факта, что затеянная мной беседа слегка попахивала самопиаром, я встал и сказал:

— Есть такое дело. Мы купили сегодня к обеду бутылочку коньяка. Хочешь немножко? — И пошел на кухню, не дав ему ответить.

Когда я вернулся к столу, разговор шел об алкоголе при грудном вскармливании, Линде ее врач сказал, что никакой опасности нет, во всяком случае, в умеренных количествах, но она и на умеренные не могла решиться, поскольку шведская медицинская система советует полный отказ от алкоголя. Одно дело алкоголь и беременность, здесь плод в прямом контакте с материнской кровью, другое — кормление грудью. Дальше перекинулись на соседнюю тему беременности, от нее перешли на роды. Я вставил несколько реплик, там, тут, но в основном сидел и молча слушал. Для женщин роды — интимная и болезненная тема разговора, подспудно речь идет о престиже, и мужчине лучше вообще не встревать. Не иметь своего мнения. Ни Фредрик, ни я рта не раскрывали. Пока речь не зашла о кесаревом сечении. Тут я не сдержался.

— Это абсурд, что кесарево считается альтернативой родам, — сказал я. — Если есть медицинские показания, тут я все понимаю. Но вот когда медицинских показаний нет, мать крепкая и здоровая, как можно резать ей живот и вытаскивать ребенка таким образом? Я видел однажды по телевизору, пфуф, это жесть: только что ребенок лежал в утробе, а в следующий миг уже снаружи на свету. Для ребенка это должно быть полнейшим шоком. И для самой матери. Роды — это же переход, и то, что они так долго тянутся, дает возможность и матери, и ребенку приготовиться, приспособиться. Я ни секунды не сомневаюсь, что в том, как процесс происходит, есть свой смысл. А тут на всем процессе ставят жирный крест, на всем, что он запускает в ребенке, что идет само по себе, без нашего контроля, потому что разрезать живот и извлечь ребенка легче. Это безумие, на мой взгляд.

Повисла тишина. Настроение испортилось. У Линды стал смущенный вид. Я понял, что перешел границу. Но где? Ситуацию надо было спасать, но поскольку я не понимал, в чем была моя оплошность, то не годился на роль спасителя. Ее взял на себя Фредрик.

— О! Посконный норвежский реакционер! — сказал он и улыбнулся. — И к тому же писатель. Ты, часом, не Гамсун?

Я удивленно вытаращился на него. Он подмигнул мне и снова улыбнулся. Дальше весь вечер он называл меня Гамсуном. Слушай, Гамсун, а кофе еще остался? — спрашивал он. Или: Гамсун, а ты что скажешь? Переехать нам ближе к природе или оставаться в городе? Последнюю тему мы вообще много обсуждали, потому что не только мы с Линдой подумывали уехать из Стокгольма, возможно, куда-нибудь на остров на южном или западном побережье Норвегии, но и Карин с Фредриком думали о том же, особенно Фредрик лелеял романтические представления о жизни на маленьком хуторе где-нибудь в лесу и иной раз показывал нам картинки идиллических мест, выставленных в интернете на продажу. Но заход с Гамсуном внезапно выставил наши мотивы в совершенно другом свете. И все только потому, что я посмел сказать, будто кесарево сечение — не лучший способ рожать ребенка.

Как такое возможно?