Любовь

«А в 1909 году, – через пятнадцать лет после того рокового дня, – Бибиковы обедали у нас, как раз в час, когда пришла телеграмма с поздравлениями Ивану Алексеевичу в связи с избранием его в академики по разряду изящной словесности. Бибикова встала из-за стола, была бледна, но спокойна. Через минуту раздельно и сухо сказала: “Поздравляю Вас”».

Поняла – не угадала.

Но Ивану Алексеевичу было уже глубоко фиолетово, стоит ли она, сидит ли, что и как она говорит. Даже, когда в 1918 году рыдающий Бибиков сообщил по телефону о смерти Варвары Николаевны, Бунин поразился безразличию своему: не почувствовал он ни жалости, ни сожаления, ни сострадания. Это Доминанта. Она выжгла область мозга, ответственную за мысли и чувства к когда-то любимому человеку, и уже ничего к этому человеку почувствовать было нельзя.

Вот это, Серкидон, первая история, и не ждите, что вторая будет веселей. Для плавного перехода к ней Вам тоже неплохо бы прочитать «Разговоры с Гёте» литератора Эккермана91, о котором Ваня Бунин упомянул вскользь.

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

-19-

Приветствую Вас, Серкидон!

Без малого девять веков просуществовала Священная Римская империя, что не помешало насмешнику Вольтеру поглумиться и над ней: «Государственное образование, именовавшееся Священной Римской империей, не было ни священной, ни римской, ни империей».

К 1772 году странная и непрочная конфедерация, именуемая теперь Священной Римской империей германской нации, ещё значилась на картах, но уже клонилась к своему закату… Зато восходил, готовясь засиять, щедрый гений молодого немца. О нём наша вторая поучительная история.

Иоганн Вольфганг Гёте.

В мае 1772 года по настоянию отца Гёте приехал в город Вецлар и поступил адвокатом-практикантом в имперский апелляционный суд. Ныне это юридическое учреждение, несомненно, попало бы в книгу Гиннеса благодаря тому, что иные тяжбы и процессы между различными германскими княжествами тянулись там не годами, не десятилетиями, но столетиями. Рекорд – 150 годков!

Во времена благословенной молодости человек с радостью открывает сердце новым впечатлениям, распахивает объятия новым знакомствам. Гёте быстро сдружился с молодыми людьми, усердно трудившимися на ниве юриспруденции. Ближе других сошёлся с Иоганном Кристианом Кёстнером, секретарём ганноверского посольства, которого за глаза называли «женихом», и Карлом Вильгельмом Иерузалемом, сыном известного богослова, секретарём брауншвейгского посольства. Иерузелем был благовоспитанный светловолосый юноша в синем фраке, усидчивый, рассудительный и, казалось бы, не способный на отчаянные поступки…

Тут бы написать по-советски: молодые люди с жаром делились мнениями о просмотренных кинофильмах, о прочитанных книгах, ходили вместе на футбольные матчи с участием команд бундеслиги… Но нет и ещё раз нет. Всё не так. Футбол ещё не придумали, вместо кино – волшебный фонарь, а художественную литературу читал только Гёте.

Молодые юристы, озабоченные карьерой, на такие глупости не разменивались, душой и телом они были на работе. То ли дело Гёте, он, решил, что осуществлять надо собственные мечты, а не мечты своего родителя, и, как положено поэту, предпочитал судебным палатам – свод небес…

Но был, был у молодых людей один общий интерес. Это интерес к прекрасному полу. К таким приятным увеселениям, как балы, пляски, деревенские гуляния и ярмарки.

На один из балов Гёте волею судеб сопроводил милое молодое создание по имени Шарлотта Буфф92. Гёте был очарован простотой и непринуждённостью суждений девятнадцатилетней девушки.

«Как я любовался во время разговора её глазами! Как тянулся душой к выразительным губам, к свежим упругим щекам, как, проникаясь смыслом её речей, я порой не слышал самих слов… я вышел из кареты, точно во сне, и так замечтался, что не слышал музыки, гремевшей нам навстречу сверху, из освещённой залы…»

Они протанцевали весь вечер, и поэт (а много ли надо впечатлительной душе?!) тут же влюбился-пленился. Пленился тем, что чаровница Лотта была легка, тем, что была жизнерадостна, тем что «свежим, радостным воздухом веяло вблизи неё»93.

Увлечение было так велико, что в бурном порыве Гёте, изловчившись, поцеловал девушке руку. В ответ на эту дерзость Лотта обмолвилась, что она помолвлена.

Слова девушки не сразу осели в мозгу возбуждённом и взбаламученном мечтаниями, музыкой, надеждами, вихрем танца… Но на следующий день Гёте осознал: Лотта – наречённая невеста. Не сложно было узнать – кого. Кёстнера. Невеста «жениха»…

Они продолжали встречаться, приходы Гёте, человека понимающего, о положении дел осведомлённого, Лотта не считала за волокитство. И Кёстнер никак не препятствовал новому знакомству Лотты. Видимо, считал, что, раз он занят на службе, пусть его невесту развлекает начитанный и благоречивый Гёте, хотя, конечно, «такое серьёзное дело нельзя доверять никому»94.