Любовь

В первый же день, под вечер, перед Охотничьим домиком остановился маленький «штайер». Из машины вышел молодой человек в темно-синем мундире полицейского офицера. Издали трудно было разглядеть все детали, но мы увидели, что он молод, строен и, по всей вероятности, красив, что он полон энергии, а в движениях его ощущается даже какая-то резковатая грация. Из дома навстречу ему выскочило несколько девушек. До нас долетели радостные возгласы. Девушки подхватили офицера под руки и потащили в дом.

От наших добровольных помощников мы заранее получили информацию о вечерних визитах капитана Янакиева в Охотничий домик. После напряженного рабочего дня, заполненного подвигами, молодой человек покидал областной центр и приезжал в село Баня подышать чистым воздухом. Теперь этому селу было суждено стать его лобным местом. Знали это только мы — мы распоряжались будущим, мы создавали программу, согласно которой должны были разыграться события в день казни.

Июльские вечера у подножия гор были теплыми, но не душными — ничего лучше здешнего климата быть не может. Луна всходила поздно ночью, но на ясном звездном небе словно оставался отблеск глубокого голубого света дня, помогавший теплому безоблачному небу дождаться полуночной луны. Это было благословенное небо, под ним следовало бы бродить лишь юным влюбленным, не способным думать ни о чем, кроме как о собственных мудрых заботах. Вместо этого под ночным небом скитались мы с нашими пистолетами и винтовками, и оно должно было нас укрывать и греть... И помочь нам приблизиться к нашей жертве.

В первый вечер капитан Янакиев отправился с большой компанией в ресторан в центре села. Там компания пробыла довольно долго и вернулась только к двенадцати ночи. Капитан ушел в свою комнату. Немного позже к нему вошла женщина — ее мы разглядеть не сумели. Цыган довольно засопел, словно именно этого он и ждал. Но женщина почти сразу вышла из комнаты капитана. Я сказала Цыгану, что, может, они пойдут теперь погулять по лесу.

— Неплохо бы, — ответил он.

Мы спустились ниже, к последним деревцам на опушке леса, туда, где он становился уже совсем реденьким, чтобы с этой позиции начать действовать, как только это будет возможным. Мы долго ждали, но мое предположение не подтвердилось. Луна была уже в зените, где-то в стороне небо начало светлеть.

— Ирина, — сказал Цыган, — ночное свидание только ты могла выдумать. Ты молодая, вот тебе и взбрело в голову... Нет, так не получится. Надо искать другой вариант.

— Вероятно, он рано встает, — сказал ученик. — Мы подстережем его возле машины.

— Но пока мы подымемся повыше и поспим, — ответил Цыган.

Мы снова забились в прошлогоднюю листву в нашем укрытии. Парнишка остался дежурить, а я и Цыган легли. Заснула я с трудом, после полуночи. Помню, что на рассвете от утреннего холодка меня прохватила дрожь и я попыталась поглубже зарыться в листву. Потом я заснула так крепко, что проснулась, только когда солнце стояло уже высоко-высоко и пригревало мне спину.

Цыган и паренек жевали — то есть завтракали. Мне вдруг тоже захотелось есть.

— Что же вы меня не разбудили? — спросила я.

— Не было смысла.

— А что с капитаном?

— Наверное, перебрал вчера... Потому, видно, и любовное свидание не состоялось. Этот идиот напился и обманул надежды той девицы. Вот она и вышла тут же из его комнаты... Девять часов, а он все дрыхнет...

Двор Охотничьего домика внизу был заполнен детьми.

— Вариант с машиной отпадает, — сказал Цыган. — Эту ночь упустили, будем ждать следующую. Такой спектакль нельзя разыгрывать на глазах у детей.

Вскоре капитан уехал на своем «штайере». Так он выиграл еще один день жизни.

Второй наш день прошел скучно, но польза от него была — мы отдохнули. После обеда мы снова спали.

Помню, что директор прогимназии, по кличке Цыган, развивал мне свои педагогические идеи. В то время мы уже не просто мечтали о будущем, а невольно придавали ему конкретный характер. Красная Армия была у границ Румынии, и в наши неясные предчувствия неосознанно входило и предчувствие надвигавшейся на нас ответственности. Именно тогда, помню, Цыган рассказывал, как он представляет себе образцовую школу — говорил об интернатах, о блестяще оборудованных кабинетах, об использовании последних достижений науки.