Любовь Дикого (СИ)

Катя дергает плечом. Платье поправляет. Вверху. А низ вздергивает у бедер, когда усаживается на стул, поджимая правую ногу под себя. Успеваю выхватить точно выточенные колени, до того, как серая тряпка опять все скрывает.

Звон стекла заставляет отлипнуть от ее охуенных ног.

Это что еще, блядь, такое?

Изящные пальцы смыкаются на бутылке.

Водка. И не хватает там уже прилично. Да, блядь, не просто прилично. Дохуя не хватает.

Горло бутылки ударяется о край стакана. Жидкость льется до половины. Потом добавляется вишневый сок.

— Зачем это? — спрашиваю.

— А что?

Пожимает плечами, забирая стакан со стола. Блядское платье опять сползает, открывая плечо. Но она его моментально возвращает обратно.

— Отмечаю, — выдает невозмутимо.

— Что ты отмечаешь?

— Что надо!

Чокается с бутылкой и делает крупный глоток.

Берет какие-то листы со стола.

Только теперь замечаю документы. Папку в стороне.

— Развод отмечаю, — голос срывается, когда она отбрасывает страницы, что недавно подхватила, в сторону. — Новую жизнь!

Взгляд в меня впечатывает. Щурится, точно прицел наводит.

— Это же тебя надо благодарить? — бросает с горечью. — Ну спасибо.

Опять пьет.

Откидывается на спинку стула. Грудь вздергивается. Жаль, что в белье, сука. Но меня и так вставляет. Платье опять чуть сползает. И прежде, чем она успевает его на место вернуть, замечаю узкие бретели. Сжать бы их. Дернуть. В клочья порвать, чтобы до конца оголить.

Смотрю на нее, а во рту мигом скапливается слюна.

Сожрать бы ее. Прямо сейчас. Вырвать на хер этот стакан из ее ладони. Разбить к хуям…

Но я просто смотрю. Зависаю на ней. Сам не замечаю, как усаживаюсь напротив, оседаю на стул.

Она такая…

Такая, что просто пиздец.

Блядь. На разрыв.

Тянет выбить у нее стакан. Скулы ее пальцами сдавить, сжать это красивое лицо в ладонях. Тянет губы зацеловать. Рывком ее загнуть, завалить, затрахать. Здесь. На столе. У стены. Да похуй где.

Тянет… на дохуя чего.

Но я не делаю ни единого движения. Будто не хочу спугнуть момент. Все-таки она сама позволяет быть рядом. Наблюдать. Она меня терпит.

Так что я тоже позволяю ей. Пить. Глоток за глотком.

Смотрю, как двигается ее нежное горло, когда она слегка запрокидывает голову назад, прикладывается губами к стакану.

Смотрю — и, сука, нечем дышать.

Кислород выжигает легкие. Нахуй. Просто от развернувшейся передо мной картины. Пульс по затылку ебашит. На полную.

Катя…

Волосы собраны в небрежный пучок на затылке. Шея открыта. Длинная. Тонкая. И так хочется пройтись языком по нервно бьющейся жилке между ключицами.

Залипаю на ней. Сам от себя охуеваю.

Она опускает стакан на стол. Снова за бутылку берется.

— Хватит, — говорю.

Глазами стреляет.

— Пожалуйста, — добавляю.

Забираю у нее бутылку. Отставляю подальше. На столешницу рядом с мойкой.

— Верни, — выдает, кивает на бутылку.

— Зачем?

— Поставь обратно, — бросает Катя, дернув плечом.

— Почему?

— Потому что это не твое.

Поднимается. Подхватывает бутылку. Усаживается, снова себе наливает.

Блядь.

Ногой ее стул подцепляю за перекладину. Рывком двигаю вперед. Ближе к себе. Так, чтобы вплотную подъехала.

Вздрагивает. Бутылку отпускает. С грохотом. На стол. И в меня взгляд впечатывает.

— Хватит, Кать.

Она качает головой. Медленно-медленно.

Глаза пьяные.

— Сама знаю, когда хватит, — говорит ровно. — Это не тебе решать.

И смотрит.

Глаза у нее… ебануться просто. С такими глазами больше никакого оружия не надо. Нихуя не надо. Вообще.

— Убрал, — выдает она.

И слегка кивает. Вниз. На ногу, что так и удерживает ее стул. Не смотрит туда. Но мне хватает и этого короткого жеста.

Убираю.

— Я все узнал.

Головой ведет. Рассеянно, смазано. Бровь приподнимает.

— Я думал, ты сделала аборт.

Холодеет. В момент.

Взгляд колючий. Черты точно острее становятся. И даже плечи теперь иначе движутся, пальцы, запястья. Резче. Ладонь обхватывает стакан.

— Все, стоп, — бросает она.

Молчу.

— Это обсуждать не хочу, — говорит и голос повышает: — Не буду! Как закончилась моя беременность.

— Катя…

Пьет. Не разбавляет.

Морщится. Ее всю передергивает. Закрывает ладонью рот. Дышит глубоко. Потом убирает руку.

Возвращает стакан на стол. Тянется к тарелке, на которой разрезан лимон. Берет часть, отправляет в рот. Жует. Кривится, зажмурившись.

— Потом об этом поговорим, — выпаливает. — Сегодня я не совсем в форме.

— О другом давай.

— О чем?

Вскидывается.

— Обо мне, — отвечаю.

— А что о тебе говорить? — хмыкает.

Достаю пачку сигарет. Щелкаю зажигалкой. Закуриваю. Тянусь в сторону, подхватываю один из стаканов. Сбиваю туда пепел.

Она наблюдает за мной.

— Давай, — бросаю. — Слушаю тебя.

— А что я должна сказать?

Хмурится.

— Ну расскажи.

Вопросительно выгибает бровь.

— Ну расскажи, какой я хуевый, — развожу руками.

Зависает. Щурит глаза. Едва заметно. А потом ее красивые губы дергаются. Совсем слегка.

— Подожди, — говорит она, палец поднимает. — Сейчас.

Наливает водку. Разбавляет соком. Делает первый глоток, второй. Кривится и отставляет стакан. Больше не может.

Нихуя пить не умеет. Но упертая, блять. Набирается дальше.

Не мешаю. Пускай.

Она расслабляется.

А я приглядываю.

Катя опять поднимает палец.

Пьяная. Пиздец.