Любовь – это путешествие

Я так часто здесь бывал, что перестал замечать громадные зеркальные шкафы в каждой комнате, домашний кинотеатр в подвале, водную горку на заднем дворе. Теперь приходится специально останавливаться и осматриваться, чтобы заметить, насколько все это абсурдно.

– Ты опоздал на ужин, – упрекает Маркус, спускаясь по парадной лестнице. – Индия принесла тако.

Индия – мачеха Маркуса – вполовину младше его отца. Когда-то была бэк-вокалисткой у Майли Сайрус и построила бизнес-империю на продажах веганских лакомств для собак. Мама Маркуса умерла, когда ему было пять, а отец привел в дом Индию каких-то полгода спустя. Казалось бы, у Маркуса сотни причин ненавидеть вторую жену отца, но стоит только с ней познакомиться, сразу понимаешь, почему он так ее любит. Вернее, любил когда-то.

Индия женщина громкая, добрая, и порой до грубости прямолинейная. Когда Маркус был подростком, они скандалили целыми днями, аж жилы на лбу вздувались. Оскорбления летели в разные стороны, и примирение невозможно было даже представить. Однако Индия чудесным образом умудрялась добиться от Маркуса извинений, и они мирно шли играть в гольф. Такой и была семья Маркуса, покуда Индия не бросила мужа ради его брата. Мы тогда учились на первом курсе.

Маркус был сломлен и пустился во все тяжкие: бесконечные попойки, оргии, дорогущие поездки на горнолыжные курорты и стычки с полицейскими. Последней каплей стала ночь, когда я нашел Маркуса с бутылкой абсента на крыше часовни колледжа: отец заявил, что или сын берет себя в руки, или отправляется в реабилитационный центр. Этот ультиматум наконец-то пронял Маркуса, вид у него был действительно испуганный. Вообще-то, мне давно стоило пригрозить ему реабилитационым центром – Маркус же ужасно боится оказаться где-то в одиночестве.

Конечно, все еще нельзя сказать, что он в полном порядке, но хоть немного угомонился. Старается, по крайней мере.

Как ни странно, Индия не забыла о пасынке: до сих пор приезжает повидаться, звонит и пишет ему. Она по-прежнему считает себя его мачехой, вот только Маркус с ней не согласен. И теперь в конце ссоры они не мирятся, а Маркус выскакивает из дома, хлопнув дверью, и звонит мне.

Неудивительно, что он не хотел возвращаться из путешествия. Так что, когда у меня не было сил даже выбраться из постели, Маркус все понимал. Охватывающий меня ужас был ему прекрасно знаком.

– Что ты хотел мне показать? – спрашиваю я.

Маркус подходит ко мне – его грязные кроссовки оставляют цепочку словно нарисованных коричневых следов на белоснежном мраморе, – и кивает в сторону сада.

– Тебе понравится, – обещает он с улыбкой. – Идем.

Невольно улыбаюсь в ответ. Хорошее настроение обычно длится у моего друга недолго, как проливной дождь.

Выходим в вечерние сумерки. Громадное заднее крыльцо дома мерцает розовым благодаря лампочкам, вмонтированным между каменных плит, и в таком свете лицо Маркуса кажется жутковатым.

Лужайка простирается до искусственного озера, где Маркус праздновал двадцать первый день рождения. Гости страшно ворчали, что он велел прийти в купальниках и шортах – мы все-таки в Британии, – но, когда первый смельчак нырнул в воду, оказалось, она подогрета.

Маркус идет по дорожке из камней, которую Индия велела выложить еще во времена его детства. Розоватые лампочки остались позади, и он включил фонарик на телефоне. Луч света неровно скачет туда-сюда.

На озере устроен небольшой причал, именно на нем состоялась свадебная церемония Индии и Джоэла. Мне тогда было лет восемь. Джоэл познакомился с моей мамой на рауте в Лондоне, и с тех пор наши семьи подружились. На свадьбе я стоял возле Маркуса. Помню, на нем был голубой костюм с жилетом, а цветочный венок норовил сползти с кудрей к правому уху. Услышав свадебные клятвы, Маркус беззвучно заплакал. Я знал, что он скучает по маме, но не догадывался, насколько сильно. Я крепко сжал его ладошку, а Люк подошел и взял за вторую.

– Куда ты меня ведешь?

Маркус убежал вперед. Свет его фонарика скользит вокруг, и я замечаю на воде маленькую лодку. Хм. Обычная, деревянная. Два весла, два сиденья. Оглядываю ее с подозрением.

– Да не бойся ты, залезай! – слегка подталкивает меня Маркус. – Будто не ты провел половину детства на рыбалке!

– Рыбачил-то на берегу, – напоминаю я.

Маркус снова меня толкает. Запрыгиваю и хватаюсь за скамейку, чтобы удержать равновесие. Друг смеется – свет фонарика проносится по деревьям вдалеке, по темному озеру, по пирсу, – и прыгает вслед за мной. Воздух такой холодный, что даже пар изо рта идет.

– Куда мы плывем?

– Терпение, дружище! Бери весло.

С горем пополам отчаливаем от берега. В университете Маркус занимался всеми видами спорта подряд, да и от отца должны были передаться гены, но в гребле толку от него нет. Сначала мы вертимся на месте, обрызгавшись с головы до ног и весело чертыхаясь, потом дело идет на лад.

Я согрелся, вместе с теплом приходит возбуждение от грядущего приключения. Как это часто бывает рядом с Маркусом, меня покидает чувство страха, и я готов забыть об осторожности, пойти наперекор отцу, выбрать поэзию вопреки всему и всем.