Любовь горца

Но что-то в его чертах противоречило ее опасениям. Его губы утратили твердые очертания, напоминающие прямую линию, и сделались полнее, сложившись в нечто, напоминающее ленивую полуулыбку. Выражение глаз и положение бровей были не суровыми и хмурыми, а расслабленными и спокойными. Если наблюдательность ее не обманывает, выражение было скорее неуверенным или – да как она смеет так думать? – смущенным.

Он казался моложе: волосы распущенные, а плечи опустились и утратили скованность. Филомена подумала, что когда он улыбается, то становится самым красивым мужчиной, которого когда-либо создал бог.

Она сглотнула, прилагая все усилия, чтобы не замечать, как глубоко у нее в животе зарождается тепло и опускается все ниже.

– Думаю, что мне было бы удобнее жить в постоянной тьме, – пробормотал Лиам.

– Почему?

Его плечо вздымалось вместе с тяжелым дыханием и все крепче прижималось к ней.

– Вы верите, что за дела, совершенные в темноте, нам придется давать ответ при свете дня?

– Конечно, я надеюсь, что так, – кивнула она.

Лиам снова посмотрел ей в лицо и убрал тонкую прядь, которую ветер прижал к ее щеке.

– Возможно, потому, что у вас чистая совесть.

– Нет, уверяю вас.

Она отодвинулась от его руки, стараясь не вспоминать сладость ощущения его кожи на своем теле и не желая облечь в слова то, что таилось в его глазах.

Лиам уронил руку на колени и сказал:

– Тогда, возможно, вы надеетесь, что кто-то понесет наказание за то, что обидел вас.

В глазах Филомены закипели слезы, и она уронила подбородок на грудь. Это была та самая надежда, которую она хранила глубоко в сердце. Она верила, что муж ответит за боль и ужас, которые она перенесла из-за него. Но как Лиам догадался?

– Потому что, – ответил он тихо, испугав ее тем, что она произнесла свой вопрос вслух, – я знаю, что такое бояться темноты, Мена, и ненавижу человека, который заставил меня ее бояться.

Филомена почувствовала, как жесткие подушечки его пальцев погладили ее по опущенной щеке. Он взял ее за подбородок, зажав его нежно между большим и указательным пальцем, и поднял голову.

– Я попал в самую гущу танца, который я совсем не умею танцевать, – признался он. Его глаза светились призывным светом и искали в ее глазах то, что она не могла ему дать. – Когда вы рядом, я не знаю, что сказать и как себя вести. Я не могу понять, что нужно делать. Я не знаю нежных слов, которые могли бы пробиться сквозь стену, которую вы построили вокруг своего сердца.

Филомена не смела моргнуть, чтобы спрятать слезы, которые повисли на ресницах. Он должен остановиться, а она – отодвинуться. Но – помоги ей бог – невозможно оторвать глаз от его потрясающе красивого лица.

– Я не понимаю, какому желанию следовать, а какому противиться, но я хочу вас с такой силой, что даже боги меня не осудят… и я не всегда могу понять, что я вижу в ваших глазах – страх или ответное желание.

Филомена знала, что это было и то и другое. Она боялась его и боялась того желания, которое он в ней возбуждал, того, что она жаждала, чтобы случилось во тьме.

– Звезды решили, что мы должны встретиться. – Его голос приобрел такую нежную горячность, что в душе Филомены что-то растаяло. – Мы связаны безраздельно, ты и я. Я понял это в ту минуту, как увидел тебя в этом платье.

Филомена хотела возразить, покачать головой и заставить его прекратить, не говорить больше ничего. Но она не могла. Ее сердце бешено стучало, но тело замерло и не двигалось, став пленницей его теплой руки.

– Не надо, – прошептала она умоляюще и взяла его за запястье, чтобы оттолкнуть руку, – это невозможно.

Ведь она замужем, к тому же беглянка, и недостойна такого человека, как он.

– Не надо отрицать очевидное, барышня. – Он улыбнулся ей, и Филомена неожиданно поняла, что можно почувствовать тепло солнечных лучей даже во мраке ночи. – Как ты ни старайся сопротивляться, я все равно тебя добьюсь, Мена. Я не буду настаивать, пока ты сама не сдашься. Но я не остановлюсь, пока последнее из твоих укреплений не упадет к моим ногам.

Далеко внизу протрубил большой горн и разрушил чары, которыми он ее околдовал.

– Меня зовут, барышня, – и прежде чем она успела отвернуться, легко поцеловал ее в губы, потом вскочил на ноги и перешагнул через стенку. – Вас тоже, но я еще не закончил с вами.

Глава 16

Два одинаковых костра с ревом пылали посередине площади, где проходил праздник, их огонь был выше двухэтажного лондонского дома и вдвое шире. Филомена прихлебывала скотч, смешанный с сидром, и надеялась, что никто этого не заметит. Хайлендеры были категорически против того, чтобы смешивать скотч с чем-нибудь, но она еще не привыкла пить виски чистым, хотя старалась приучить себя.