– Говорят, прошлое вырезано в камне, – пробормотал он. – Но ты заставила меня поверить, что это не так. Прошлое – это туман на зеркале, барышня. Время идет, и оно становится туманным и неясным. Нам надо научиться оставлять нашу боль позади.
– Но некоторые вещи остаются с нами надолго, разве нет? – спросила она с горечью. – Подобно едкому запаху горящего торфа. Выбор, который мы совершаем… есть многое, что невозможно забыть.
– Однажды ты мне сказала, что зло умеет казаться легким и простым. Но добро тоже это умеет.
Лиам наклонился к Филомене и всем телом прижал ее к столу, прикоснувшись щекой к ее щеке и обняв.
– Ты внушаешь мне желание стать хорошим человеком. Позволь показать тебе, что можно обрести искупление даже во тьме. Пусть завтрашний рассвет со всеми его опасными секретами придет к нам после того, как ты позволишь мне любить тебя. Потому что под такими дружелюбными звездами это не может быть грехом.
На обнаженную кожу его груди упала слеза и обожгла ее, пока текла своим извилистым путем.
– Неужели ты не понял, что я тебе сказала? Я же
– Тихо, барышня! – успокоил он и крепко поцеловал ее в лоб. – Потому что мне тоже придется сделать признание.
Он наклонил к ней голову, и его горячее дыхание согрело ей ухо:
– И я не девственник.
Очевидная абсурдность его ответа заставила ее нервно рассмеяться. Мысль о другом мужчине, который лежал на Филомене, входил в ее заветное место, заставила собственнический инстинкт пробудиться с такой силой, что Лиаму показалось, он надорвется под его напором. Однако…
– От этого ничего не меняется, я все равно тебя хочу, – сказал он. – Я не заставляю своих женщин соблюдать немыслимые стандарты чистоты. У нас в Хайленде не такие обычаи. Мы любим сначала убедиться в том, чего хотим, прежде чем менять свою жизнь, и только тогда заключать помолвку.
Лиам немного отодвинулся и двумя пальцами поднял ее лицо за подбородок.
– Погляди мне в глаза и скажи, разве твое тело не стремится к моему? Можешь ли ты сказать, что ты меня не хочешь?
На ее фарфорово-белом лице глаза блестели как-то особенно ярко:
– Нет, не могу.
– Тогда приходи через пять минут в рощу, что находится на севере отсюда. Я подожду еще немного, чтобы не увидели, что мы ушли вдвоем, и потом я тебя найду.
Он решил, что не только найдет ее, но подарит ей такой наслаждение, что оно сотрет воспоминания о другом мужчине из ее памяти. Навеки.
Глава 18
Леса Хайленда были мистическим местом в любую ночь, но Филомене казалось, что в ночь Самайна они становились похожи на сон. Переливчатый легкий туман наползал с моря и ложился среди деревьев мягким ковром. Плотный густой туман, приобретавший в лунном свете голубой оттенок благодаря необъяснимому действию здешней природы, нес с собой запах соленой морской воды и вечнозеленых растений.
Юбки Филомены стряхивали росу с густой низкой поросли, когда она пробиралась через нее, не зная, где ей остановиться, чтобы ждать, когда он придет и возьмет ее.
Господи, что она делает? Было так легко заглядывать в глубину темных глаз Лиама и утопать в страсти, которая там горела, ощущать его запах, пьянящий и возбуждающий. Он состоял из аромата мыла, виски, осенней листвы и присущей ему мужской силы. Той силы, которая подсказывала ей, что с ним она в безопасности. Или что с ним она должна быть осторожна.
Она до сих пор не понимала, как такой человек мог ее соблазнить, соблазнить легко и окончательно. Он был для нее загадкой: в нем сочетались здравый смысл и темперамент демона. Хороший человек с тяжелым военным прошлым. Буйный нрав и жажда мира.
Этот парадокс и привлекал ее. Лиам был головоломкой, сложной головоломкой. Она его не понимала, он во всем отличался от нее, но при этом они, каждый своим путем, приходили к одному и тому же умозаключению по поводу многих вещей.
Ее волновало то, что они совсем не сочетались. И поражало, насколько превосходно они подходили друг другу.
Лиам был героем, который возненавидел себя за прошлые грехи. Она была беженкой с постыдным прошлым. Как хорошо, что они могут обрести искупление в объятиях друг друга. И не только искупление, но и страсть.
Она никогда не встречала мужчину настолько страстного, настолько томимого каким-то бездонным желанием. Она никогда еще не была объектом столь пылкого, горячего поклонения. Филомена вздрагивала не от холодного воздуха, а от воспоминания о его прикосновении. Женский инстинкт подсказывал ей, что страсть, которую он демонстрировал ей до сих пор, – это только поверхность бурлящего вулкана. Давление все время растет, и воздух между ними закипает, пока не придет час извержения. Сдержать этот взрыв уже невозможно.
Нельзя отрицать очевидное. Он не отступит, этот Демон-горец. Ему нельзя сопротивляться, потому что его нельзя остановить. К тому же Филомена устала. Это была полная усталость. Даже кости устали не только носить ее тело, но и ту тяжесть, которую она таскает в душе. Она устала притворяться, что не хочет его, устала со страхом ожидать того, что может произойти утром. А главное, она устала быть в одиночестве и бояться.