Любовь и другие мысленные эксперименты

— Мне прислали письмо с извинениями.

— Давай будем возить его с собой. Ну а что, ведь человек высадился на Луне, а Кит Чегуин сделал карьеру на телевидении. Выходит, на свете нет ничего невозможного. Так отчего бы полицейским не принять твое письмо за водительские права?

— Кит Чегуин? Николас, бога ради.

— Чеггерс для друзей, к числу которых я, к сожалению, не принадлежу.

— Ясно, виски тебе больше не наливать.

— И отлично. — Николас смотрел мимо нее, в раскинувшийся позади сад. — Хочу немного поболтать с Аталантой. Может, у нее найдется для меня парочка трезвых советов. Тебе что-нибудь нужно?

— Разумеется, нет.

Элизабет поудобнее устроилась на скамейке и улыбнулась пожилому джентльмену в бархатном костюме. Все-таки у Оливеров собирается пугающе древняя публика. Нехорошо, когда ты начинаешь ассоциироваться у людей с такими стариками. Она достала очки, чтобы получше рассмотреть украшающие холл многочисленные картины без рам. Седовласый мужчина в бархатном костюме кивнул в ее сторону и обернулся к своей спутнице, облаченной в какой-то кафтан. И почему полные всегда так отвратительно одеваются? Не обязательно же носить необъятные хламиды. Как там этот покрой называется? Муу-муу? Точно! Как корова. Элизабет кивнула своим мыслям и вдруг обнаружила, что Бархатный Костюм искоса поглядывает на нее. Она отсалютовала ему бокалом, заметила, что он почти опустел, и осмотрелась в поисках официанта.

Вот и Рейчел во время беременности носила что-то подобное. Сколько раз, заглянув к дочери, Элизабет обнаруживала, что та бродит по дому в тряпье, на фоне которого и покрывало показалось бы верхом изящества. В первый раз она даже спросила Рейчел, когда та думает начать одеваться. А дочь в ответ раскинула руки в стороны и крутанулась вокруг своей оси.

— Я одета, мам. Свобода — вот как это называется.

— Ясно. Очень смело.

— Понимаю, на что ты намекаешь. Но мне так удобно.

— И в этих туфлях тоже?

Рейчел вспыхнула, и Элизабет отпрянула, испугавшись, что дочь ее ударит. Конечно, она бы так не поступила, Элизабет знала это. Но щеки ее порозовели, глаза потемнели от ярости, а кожа, казалось, заискрила электрическими разрядами.

— Я ношу под сердцем ребенка. Твоего внука. С чего бы мне упаковываться, как курица в магазине?

— Думаю, это не только тебе решать, Рейчел. Неужели Элизе нравится твой наряд?

— Мы на вашу патриархальную гетеронормативную модель отношений не равняемся. Она видит во мне личность.

— Чтобы в тебе видели личность, не обязательно выглядеть безобразно.

— Безобразно? — тоненько, как в подростковые годы, вскрикнула Рейчел.

— О, я не о тебе. Ты не можешь выглядеть безобразно. Почему ты всегда неверно меня понимаешь?

В бедра впился край деревянной скамьи. Чуть раньше, когда они с Николасом пили вечерние коктейли, Элизабет приняла мизерную дозу валиума, но эффект уже выветрился, и она полезла в сумку в поисках чего-нибудь посильнее. Куда вообще все подевались? Официант не объявлялся, а вина в бокале осталось так мало, что едва хватит запить таблетку. Нужно бы пройтись, посмотреть, что да как, она ведь еще даже Оливеров не видела. В холле остался только тот старик и его полная спутница, а у нее не было ни малейшего желания заводить с ними разговор. Забыв о трости, Элизабет поднялась на ноги и взглянула на оставшийся на скамейке клатч. Похоже, пятно от губной помады расползлось.

Было жарко, шея под влажным валиком волос сделалась липкой от пота. Доносившийся из сада легкий ветерок поманил Элизабет за собой, и она решила, что за клатчем вернется позже. Одернув подол приставшего к ногам платья, она вдруг почувствовала, что Бархатный Костюм смотрит на нее. И пусть он был немолод и по-дурацки одет, Элизабет все равно это польстило. Она расправила плечи и прошла в сад, стараясь держать спину как можно прямее и воображая, как Беатрис Оливер позже шепнет ей: «Дорогая моя, ты просто заворожила джентльмена, которого я пригласила для своих одиноких приятельниц. Они все в ярости. И как только тебе это удается?»

Элизабет напомнила себе, что в учебном заведении для девушек, куда мать отправила ее после пансиона, она всегда получала призы за идеальную осанку. Не выйди она за Николаса, могла бы стать моделью и сделать отличную карьеру. Может, и сейчас еще не поздно начать. Элизабет обернулась на ходу, искоса бросив взгляд на своего нового поклонника, но тот уже смеялся над чем-то вместе с женщиной в кафтане. Толстая и жизнерадостная. Одно, по мнению Элизабет, без другого не имело особого смысла. Между тем Бархатного Костюма, несмотря на его преклонный возраст — а может, как раз благодаря ему, — в отсутствии хороших манер упрекнуть точно было нельзя. Элизабет решила, что непременно поболтает с ним после, когда побольше разузнает о нем у Беатрис.