Любовь и другие мысленные эксперименты

С книгой в руках она вышла из комнаты и стала набирать ванну. Стянула с себя всю свою одежду и накапала в воду розмаринового масла для создания праздничной атмосферы. Но опустившись в ванну и раскрыв книгу, обнаружила, что к ароматному пару все равно примешивается нотка запаха плесени от материнской открытки. Рейчел снова взглянула на марку. Дату разобрать не представлялось возможным, но это было и не важно, самое странное заключалось в том, что марка на открытке вообще была. Зачем мать написала, что ждет, когда Рейчел вернется домой, если она сама уехала? Она вообще была мастером двусмысленных посланий, комплиментов, приправленных упреками.

«Ты всегда такая счастливая, верно, Рейчел?»

Словно она жила счастливо и не стояла за материнской дверью нарочно, чтобы ее оскорбить.

Рейчел сунула открытку между страниц и открыла книгу. В качестве подарка себе она решила прочесть все имевшиеся в библиотеках романы Викторианской эпохи. В подростковые годы она читала что-то из Троллопа и пообещала себе, что обязательно вернется к нему позже, «когда будет время». И вот теперь, устав от Диккенса, Элиот, Теккерея, сестер Бронте и любимца ее школьной литераторши Джорджа Мередита, вдруг обнаружила, что время у нее вроде как есть, а вроде его и нет. В этом и заключалась суть угасания — все становилось одномоментно огромным и мизерным. Время струилось невероятно медленно — в день словно умещалась целая жизнь, и оно же утекало стремительно, как песчинки в песочных часах. Мгновения то сжимались, то растягивались бесконечно, и это ощущение напоминало Рейчел о том, как в детстве она лежала на траве, завороженно глядя в раскинувшееся над ней бескрайнее небо и ощущая, как зудит в пальцах рук и ног жизнь. Чувствуя себя одновременно крошечной песчинкой, за которой кто-то наблюдает с вышины, и необъятной, как сама вселенная.

Держать книгу было тяжело. Рейчел сдвинулась к краю ванны и умостила ее на бортике, стерев запястьем пару капель с прозрачной обложки. Ей очень нравилось проглядывавшее сквозь узорчатый пластик белое шелковое платье героини. Элиза не понимала, с чего это Рейчел так увлеклась викторианскими романами. Сама она читала с удовольствием, но только то, что было нужно по работе. Проглядывала все публикации в научных журналах, чтобы быть в курсе новейших разработок. А книги, которыми увлекалась Рейчел, называла отчаянными криками о помощи зрителей, прикованных к стенам платоновской пещеры и вынужденных познавать мир по теням на стене.

— Нам не нужны сказки.

— Каждый раз, когда ты это произносишь, один ангел теряет крылышки, — смеялась Рейчел.

— Ты путаешь христианство с пантомимой, — отвечала Элиза.

Однако Рейчел заметила, что после поездки в Париж на Артуров день рождения она немного сдала позиции. Там, в парке развлечений, произошло кое-что. Рейчел провела рукой по лбу. В тот день Элиза увидела, Рейчел точно это знала. А как можно не верить в фей, если в голове твоей собственной жены живет дух? Ночью, когда Артур уснул, они сидели на балконе над клумбами в виде мышиных ушей и говорили об этом.

— Он сейчас там? — прищурилась Элиза. В морщинках под глазами собралась осыпавшаяся тушь. — Ты его чувствуешь?

— Не так, как ты себе представляешь. Он все время со мной, как нос или язык. Я не ощущаю его чем-то отдельным. Пока не сосредоточусь.

Самого слова они не произносили.

Рейчел перевела взгляд на книгу и нахмурилась.

Ей не удалось разобрать ни единого слова. Закрыв глаза, она отодвинула книгу подальше. Она ведь не пользовалась очками для чтения. «Раньше не пользовалась», — поправила она себя. Разумеется, опухоль постоянно вызывала какие-то изменения. Нарушения равновесия, памяти, вкусовых ощущений. А после радиотерапии симптомы сменились побочными эффектами. От воспоминаний о маске, тошноте и вечной усталости у Рейчел поджались пальцы ног. Но на зрении ее болезнь до сих пор никак не сказывалась.

Рейчел открыла глаза. Книга, верно, была написана на иностранном языке. Отдельные буквы она могла разобрать, но складывались они в какую-то бессмыслицу. Вглядываясь в страницу, она вдруг обнаружила, что края букв набрякли, а чернила стали расползаться по бумаге. Строки потекли, исчезая в складке корешка. Рейчел поскорее захлопнула книгу, чтобы удержать внутри слова, мысли и запечатленную на страницах жизнь. Удержать лежавшую за пределами книги смерть. Нужно ли ей еще что-то понять, прежде чем она переступит порог? Заберет ли она все эти истории с собой вместе со своей собственной? Или нужно оставить их тут, как книгу, которую после прочтет кто-то другой? В виске тихонько пульсировало. Муравей был на месте.

В свой последний приезд к родителям — после выздоровления, но до рецидива — по дороге домой с пляжа Рейчел увидела на обочине дохлую лошадь. Вокруг нее деликатно топтались стервятники, дожидаясь, когда можно будет полакомиться. Когда она снова проезжала мимо днем позже, туша уже была обглодана до костей, океанский бриз трепал оставшиеся на них узкие полоски плоти.