Любовь и другие мысленные эксперименты

— Нет, но мы все твердили Артуру, что Рейчел все еще жива. В метафорическом смысле, конечно. Однако разницы он пока не понимает.

— Может, если Артуру нужно об этом поговорить, нам снова сводить его к психологу? — предложил Хэл.

Грег заметил, как поникли плечи Элизы.

— Не думаю, что ему это нужно. — Он примирительно выставил вперед ладони. — Артур просто хочет говорить о Рейчел без церковной…

— Мы не религиозны, — перебила Элиза.

— Я хотел сказать, без патетики, — пояснил Грег, — без всякого этого позитивного подхода. Особого языка.

— Мы с Элизой говорили с ним об этом во время терапии, — отозвался Хэл. — О том, что гнев и досада — нормальные составляющие горя. Он может испытывать эти чувства, но нам не обязательно их разделять.

Элиза кивнула. Губы ее были сжаты в тонкую линию, и Грегу показалось, что она вот-вот заплачет.

— Не понимаю, почему вам, ребята, так претит, чтобы Артур думал, будто Рейчел в космосе?

— Потому что это неправда, — ответил Хэл. — Как минимум.

— Он может решить, что однажды она вернется. А этого не будет, — добавила Элиза.

Солнце скрылось. На серо-зеленую траву легли длинные тени. По щеке Элизы поползла слезинка, и Хэл взял ее за руку. «Я никогда сюда не впишусь, — подумал Грег, — в этот английский пейзаж. Даже если избавлюсь от акцента и куплю дом с историей».

— Мы сами не понимаем, что произошло, — сказал он. — Так чего же ждать от Артура?

Элиза и Хэл резко обернулись к нему.

— Слушай, не начинай, — попросил Хэл.

— Не в том суть, — покачала головой Элиза. — Конечно, мы не знаем ответов на все вопросы, но наша задача — защитить Артура. Нельзя так играть его чувствами, Грег. Это, блин, просто нечестно. По отношению ко всем нам.

— Минуточку. Как по мне, мы просто заменяем религию всякой вудуистской чепухой, — повысил голос Грег. — Элиза, я очень сочувствую. Не только тебе, всем нам. Мы говорим, что она умерла, а ведем себя так, будто она по ту сторону зеркала.

Где-то хлопнула дверь, и все обернулись на дом. В сгущавшихся сумерках было ясно видно, как сквозь решетчатые ставни французского окна пробивается теплый свет из кухни.

Хэл поднялся.

— Сейчас будет дождь.

Грег стал помогать ему собирать тарелки со стола. Элиза не двигалась.

— Мне все время кажется, что вот сейчас я зайду в комнату, а она там сидит. Я спать иду, а она стоит в дверях и ждет меня. А руку протянешь — и ее уже нет.

— Это нормально, — сказал Хэл. — Тебе хочется быть с ней, все понятно.

— Но ведь ее тут нет. Грег прав, мы сами ни хрена не знаем. Говорим правильные слова и прикидываемся, будто понимаем, что они значат. — Элиза подняла на них глаза. — А на самом деле не понимаем ни черта.

Мужчины, держа в руках башни из тарелок, уставились на нее. На серебристой столешнице отчетливо заблестели капли дождя. В ветвях деревьев завыл ветер. Грег подумал об Артуре, Рейчел и трех медведях. А еще о лесе.

— Мы не с той стороны подходим к вопросу, — сказал он. Небо так потемнело, что лиц было уже не разобрать. — Ищем ответы, думаем, что должны все объяснить Артуру. Но это невозможно. Потому что смерть ничего не значит.

Смутный силуэт Элизы стал выше — она поднялась на ноги.

— Для меня значит, Грег. И для Артура тоже. Не смей так говорить.

— Конечно, именно это мы и чувствуем. Но тут как с компьютером. Мы можем загрузить в него всю информацию о том, что такое, скажем, влюбиться, но это не поможет ему понять, что такое любовь.

— Потому что компьютеры ничего не чувствуют! Боже, Грег, ты хоть иногда из офиса выходишь?

Зазвенели тарелки, на плечо Грега легла рука Хэла.

— Малыш. — Его теплое дыхание обожгло Грегу щеку. — Ты сейчас не помогаешь.

— Мы не понимаем, что такое смерть, потому что сами не умирали.

Смутный силуэт Элизы сдавленно всхлипнул. Хэл взял Грега за плечо и слегка встряхнул его.

— Ну хватит, — сказал он. — Может, пора сходить за Артуром? А, Элиза?

На макушку капнуло. Захотелось протереть очки, хотя все равно ничего вокруг было не видно. Они были всего лишь тремя тенями в лившемся из окна кухни желтом свете.

— Мы не можем умереть и продолжать жить, — сказал он.

— Мы не можем умереть и продолжать жить, — повторила Элиза.

— Потому и не понимаем, потому смерть и не имеет смысла.

Грег потянулся протереть очки о рукав и потерял равновесие. Шагнул назад, поскользнулся и, взмахнув руками, рухнул на мокрый газон. Тарелки полетели в разные стороны, застучали о стол и стулья.

— Черт, — помолчав, выругался Грег. — Простите.

— Ты там живой? — шагнула к нему Элиза.

Хэл переступил через осколки фарфора.

— Грег?

— Поскользнулся.

— Да уж, чертовски мокро. — Хэл протянул ему руку.

— Дождь идет, — вдруг расхохоталась Элиза. — Мы стоим тут в темноте под проливным дождем и говорим о смерти.

— Ага, — отозвался Грег. — Простите, что испортил вам все веселье.

Грег стоял в прихожей и ждал, пока сестра Элизы позовет Артура. Он был неплохо знаком с Фрэн, но проходить в дом все равно не хотелось.

— Хэл сидит у твоей сестры, — объяснил он. — А я сказал, что мне дождь не страшен.

— Там дождь? — сдвинула брови Фрэн. — Почему тогда ты не на машине?