Любовь и кровь в снегах и льдах. Роман и повести

— Где тебя носит? Мы уже два часа тут торчим! Ну, ты едешь?

— Нина, что это за люди? Что они делают в нашей квартире?

— Мы тут живем.

— Они телевизор смотрят. «Овод», — сказала Нина.

— Ну, и как? Видели себя? — Андрей переместился в кухню. Нина зажгла плиту, поставила чайник.

— Ни тебя, ни себя, — Антон сел у окна, — там и скал- то никаких нет.

— Эпизод в фильм не вошел, — засмеялась Нина, — его, наверное, вырезала цензура. С такими-то рожами…

— Не нравятся, что ли, рожи?! — возмутился Валера.

— Шутка, — успокоила его Нина. — На праздниках будут остальные серии показывать, я посмотрю, потом вам все расскажу.

— Разве ты не поедешь? — удивился Андрей.

— Нина плохо себя чувствует, — ответил за нее Валера.

— Серьезно?

— Ну, я тебе потом объясню… Есть будете?

— Куда есть, уже бежать надо! — заторопил Валера. — Короче, ты едешь, или как?

— Или как… Не знаю… Погода не очень… Дел куча…

— Два дня погоды не сделают! — заверил Валера. Все засмеялись.

— Нина, так я поеду?

— Что это, вдруг, с тобой случилось? Спрашивать начал… — удивилась Нина. — Естественно нельзя! Уже поздно, и к тому же дождь.

— Это он еще не совсем выздоровел, — сказал Антон.

— Отлично! — подвел итог Валера. — Я иду ловить машину, жду вас внизу. Давайте быстрее.

Полупустой вагон метро раскачивался из стороны в сторону. Развалившись на сидении, храпел заросший щетиной молодой человек. Напротив него, брезгливо поджав ноги, сидела женщина лет сорока. Рядом с ней — непроницаемого вида военный, и чуть поодаль — три смешливые девицы, которые все время негромко переговаривались и постоянно хихикали.

На очередной станции в вагон вошел крепкого сложения мужчина в промокшей штормовке, лет тридцати четырех, с небольшой лысиной на голове и развевающимися вокруг нее влажными вихрами, и с ним две девушки в резиновых сапогах. Скинув рюкзаки, они остановились в проходе.

Перестав болтать и даже слегка подавшись вперед, девицы с веселым любопытством уставились на шерстяное, в обтяжку, спортивное трико на ногах мужчины, на котором вместо лампасов были вышиты какие-то слова.

— От Светланы, Лены, Татьяны, Нины, Марины и Наташи, — зачитали они вслух. — Ого!

Заметив, что его штаны привлекли внимание, мужчина отработанным движением манекенщицы развернулся к ним другим боком, красиво изогнув ногу и чуть приподняв край штормовки, закрывающей окончание фразы.

Девицы прыснули.

— Эдику Рахимову — от преданных поклонниц… — восхищенно продекламировали они.

Последняя пригородная электричка стояла, раскрыв двери, на перроне. Кто-то ввалился в тамбур и застыл, вглядываясь во тьму неосвещенного вагона. Неясные, едва различимые во мраке фигуры полулежали на сидениях.

— Я туда попал? — спросил человек от двери.

— Туда, Костя, туда… — ответили фигуры.

Нетвердым шагом человек пробрался по проходу, скинул на пол рюкзак, присел на свободную скамейку.

— Как подача? — спросили из темноты.

— Успел, — порывшись в рюкзаке, Костя что-то извлек из его недр и гулко чмокнул пробкой в тишине.

Несколько фигур заметно оживились.

Костя сделал пару глубоких продолжительных глотков.

— Вовик с тобой? — спросил кто-то

— Курит с кем-то у последнего вагона. Будете?

— Спрашиваешь! — удивились голоса.

— Давай сюда…

Бутылка пошла по кругу.

Подсунув рюкзак под голову, Костя забрался на скамейку и лег, подогнув ноги с прохода.

— Я почти двое суток не спал. Не забудьте меня в Кузнечном, — попросил он.

— Хорошо, — пообещали ему.

— Спокойной ночи…

На старом прогнившем деревянном настиле стоял ряд покосившихся палаток. Около потемневшего от времени бревенчатого стола дымил костер. Светлана в мужских сапогах и меховой безрукавке раздувала огонь: махала пенопластовым ковриком, подкладывала влажные веточки. Юлик и Валера, оба опухшие от сна, безуспешно пытались надуть воздушные шары. Татьяна опутывала кусты разноцветными гирляндами.

За голыми деревьями блестело озеро. У берега стоял мольберт. На акварельном листе широкими мазками была намечена будущая картина: озеро, деревья, мостки. Каждый, кто шел умываться, считал своим долгом добавить к предполагаемому пейзажу что-нибудь от себя. Так на озере появился остров, на острове — пятиэтажная хрущевка, потом сосны превратились в пальмы, на пальмах возникли обезьяны с бананами в руках, а от одной из них протянулась стрелка к надписи «Наташка». Последней к мольберту подошла заспанная худенькая девушка с махровым полотенцем через плечо:

— Гады! Кто это сделал?! — жалобно вскрикнула она.

Антон лихорадочно искал в рюкзаке футболку. Володя штопал драное трико. Костя скакал на одной ноге — другая была босая — вокруг настила, рылся в разбросанных повсюду вещах.