— Не могу. Лимит трудодней уже исчерпан, — Андрей выпрямился. — Ну, что, вы еще долго тут собираетесь? А то поехали в город — там вино и женщины… У меня есть треха.
— В таком случае у меня червонец, — обрадовался Слава.
Из котельной с шумом вырвалась мощная струя пара, снова подняв с земли крикливые тучи.
— Вино, это, конечно, хорошо. Но вот женщины, — Виктор додумывал какую-то свою мысль. — Женщины, старина, как очень злые кони… — он начал смеяться. — Я знаю места, где их никогда не бывает. Но никому не скажу!
Андрей и Антон сидели у Валеры на кухне. Валера заваривал чай. На плите что-то клокотало. На протянутых под потолком веревках сушились детские колготки.
— Ну, вот, например, — Антон перебирал какие-то листочки, вынутые из потрепанной картонной папки. — То, что еще в прошлом году хотели делать. Но здесь только самое начало.
— Давай, — сказал Валера.
— А что мы тогда хотели делать? — Андрей безуспешно пытался откупорить бутылку портвейна. — Я уже и не помню ничего…
— Ну, вот это:
— Ну, так отлично! — засмеялся Валера. — А дальше что?
— Дальше все.
— Пожалуй, маловато…
— За ночь мы вряд ли что-нибудь из этого сделаем, — Андрей наконец открыл бутылку и поставил ее на стол.
— Есть еще вот это:
В кухню вошла Лена.
— Валера, ну что ты сидишь?! — нетерпеливо заговорила она. — Я же просила тебя мясо перемолоть! У меня курсовик горит, белье еще надо прополоскать, дети давно уже спать должны, а они еще не ужинали даже!
— Ты же видишь — мы тут заняты… — Валера был спокоен.
— Ну, а что мне теперь, разорваться, что ли, на части?!
В кухню вбежала девочка лет пяти, похожая на Валеру.
Смущенно оглядываясь на гостей, что-то шепнула Лене на ухо.
— Ну и что! Я тоже есть хочу! — резко крикнула та.
Девочка, заплакав, убежала.
— Что ты на ребенка-то кричишь?! — возмутился Валера. — Она виновата, что ли, что у тебя курсовик горит?!
— Да потому что надоело все! — взвилась Лена. — Ты ни черта по дому не делаешь, стипендию не получаешь, сидим на шее у родителей!
Андрей под шумок разлил портвейн, и они с Антоном выпили.
— Слушай, Лена, — Валера с трудом сдерживал себя, — давай, мы потом с тобой разберемся, все-таки у нас гости…
— Когда потом?! От тебя помощи разве дождешься?! Ты все под себя гребешь! Я тоже, между прочим, хочу еще для себя пожить… И успехи у меня, кстати, получше, чем твои, были. А что получается? В Крым я уже три года не ездила, на скалах, не помню, когда в последний раз была! Вот мне Алик предлагал путевку на июль — а ты с детьми будешь нянчиться. Понял?
— Ну, мы же говорили, кажется, об этом. Твоя мать же собиралась с ними на даче…
— Собиралась! — перебила Лена. — Вот именно что — собиралась! А теперь уже не собирается! Ей в июле отпуска не дают!
— Ну, так пойди и разберись с ней — твоя же мать! — Валера тоже стал нервничать.
Лена в ярости бросила на стул ворох сухих колготок, которые снимала с веревок.
— Вот иди сам и разбирайся! Они, между прочим, уже спят давно! — хлопнув дверью, она ушла.
Валера с ненавистью посмотрел ей вслед.
Антон начал нервно смеяться.
— Давайте выпьем за любовь, — Андрей снова наполнил стаканы.
— Достала уже… — проговорил Валера негромко.
— Чего это с ней? — поинтересовался Антон.
— Да это ее лебединая песня, — Валера теребил в руках чашку. — Все не может мне простить, что я будто бы «испортил ей ее спортивную карьеру». Скалолазка хренова… Можно подумать, там что-то было. Зачем я только женился? Дурак! Сидели бы сейчас где-нибудь в чебуречной на Майорова, горя бы не знали… — он встал, порылся в шкафу, нашел мясорубку и прикрутил ее к столу. — Вся семейка — истерики. Папаша — зануда, бабка — сумасшедшая. Теща вроде еще ничего, так тесть и ее уже допек своим занудством. Нет сил никаких…
Вошла Лена, стала греметь в раковине посудой.
— Пусть возьмет дней двадцать за свой счет, — обратился к ней Валера. — Она же все равно хотела брать. Июль посидит с девчонками, а там уже и ты вернешься…
— Мама раньше хотела брать за свой счет. А теперь уже не хочет. Вот ты до середины июля будешь в городе, я приеду, а потом — катись куда хочешь…
— Но ты же прекрасно знаешь, что у меня билет на двадцатое июня!
— Ничего не знаю! Это и твои дети тоже!
Антон извлек из папки какой-то протертый на сгибах листочек:
— Ленка, хочешь послушать, что мы собирались на вашей свадьбе учинить?