Любовь и кровь в снегах и льдах. Роман и повести

Лена не отвечала, продолжая демонстративно греметь посудой.

— Я хочу послушать! — сказал Андрей. — Давай, читай.

— Так… — Антон поискал нужное место. — Протокол от… так… Первое: крадем жениха. Второе: топим жениха, А — в Неве, Б — в сортире…

Андрей начал заразительно смеяться.

— Что же вы тогда его не утопили? — нервно вытерев руки о тряпку, Лена вышла из кухни.

— Обиделась… — удивился Антон. — Валера, тогда слушай ты. Третье: выслать обоих малой скоростью, А — на запад, Б — на восток. Четвертое: гоняем родственников…

— Вот и надо было тогда их всех разогнать, — мрачно произнес Валера. — Лена, что делать с мясом?!

— Ничего не надо делать! — из комнаты донеслись глухие рыдания.

— Да пошла ты… — пробормотал Валера.

— О, вот еще… — Антон весело хмыкнул, читая какой- то очередной листок. — Но тоже только начало.

— Давай! — потребовал Андрей.

— В спортзале нашем пол зеленый,
Густая пыль на поле том,
И днем и ночью люд ученый,
Все ходит по полу кругом.
Идет направо — (чего-то там) заводит,
Налево — матом говорит,
Там чудеса — Семенов бродит,
Лукьянов на руках стоит…

Андрей засмеялся.

— Вообще-то, по Пушкину у нас Вовик главный специалист.

— Так это он и писал, — сказал Антон.

— Ну вот! — огорчился Андрей. — А жаль…

— Ну, тут какой-то бред… — продолжал читать про себя Антон. — Вот еще нормальный кусок:

А в чем же там очарованье?
Ведь жизни легкой, в общем, нет!
И кратковременно свиданье,
И страсть одна на много лет.
Вершина!.. К ней, красой блистая,
Стремится двойка удалая,
Самолюбива и сильна,
В одну мечту погружена —

Вошла Лена. Андрей, подмигнув Валере и размахивая в такт стаканом, продекламировал:

— Вершина! К ней, красой блистая, стремится Ленка удалая, самолюбива и горда…

— Пиши своей матери, пусть приезжает, — сказала Лена, не обращая на Андрея внимания, может быть, даже не слыша его.

— Но ты же прекрасно знаешь, что она не может! — почти закричал Валера.

— Ну, а куда мы тогда детей денем?!

Валера открутил мясорубку, отнес ее в раковину, залил горячей водой:

— Слушай, а давай их утопим?

Антон и Андрей захохотали, пряча лица от Лены.

В этот момент раздался сигнал электронных часов. Все обернулись: циферблат показывал сплошные нули.

Одновременно зазвонил телефон. Сидевший ближе всех Андрей поднял трубку.

— Ноль часов — ровно, — сходу сказал он.

На том конце провода аккуратно положили трубку.

В районе новостроек ехал открытый грузовик, до отказа забитый мебелью и всяким домашним хламом. Внезапно он затормозил. Сидевшая в кузове на диване женщина еле успела подхватить падающий торшер. Водитель высунулся наружу и указал на парадную ближайшего дома, на двери которой болталась на ветру огромная бумажная стрелка с надписью «Здесь».

— Сюда? — спросил водитель.

— Нет-нет, нам дальше, — ответила женщина.

Человек сорок, все празднично одетые, сидели вдоль стен и полулежали прямо на полу совершенно пустой, без мебели и занавесок комнаты. В противоположном от окна углу, огороженном бельевой веревкой и табличкой «Сцена», стоял Володя в окружении четырех девушек. Заглядывая в блокнот, он читал:

— Там, иногда, не доставало
Любимых всеми сухарей,
И дева там не оживляла
Скупую прозу зимних дней.

Девушки на «сцене» запели хором, глядя в листки:

— То не женская доля —
Грызть последний сухарь,
То не женская доля —
Греть собою пухарь,
То не женская доля —
Непомерный груз несть,
То не женская доля —
По скале гладкой лезть.

Володя перевернул страницу блокнота:

— Смеркалось: на полу, чихая,
Шипел вечерний примусок,
Большую банку нагревая,
А в горле ждал сухой кусок…

Его подхватила одна из девушек:

— Разлитый грязною рукою,
По кружкам темною струею
Уже грузинский чай бежал,
Дежурный сахар подавал…

Следом за ней вступила вторая:

— Семенов то вздохнет, то охнет,
Стакан дрожит в его руке,
Кусок еды забытый сохнет
На воспаленном языке.
К плечу головушка склонилась,
Пуховка легкая спустилась
С его усталого плеча…